Игорь Шилов: Блуждающий

В огромной железной миске, больше похожей на таз, стоящей прямо посередине дощатого стола, горкой лежала жаренная, с аппетитной хрустящей корочкой, рыба. Местные называют её селёдкой, хотя в моей памяти это название имеет совсем другое изображение. От неё исходил такой аромат, на который не смог бы не обратить внимания даже очень сытый человек, а что же тогда говорить обо мне. Не знаю, всегда ли я такой был или только здесь стал таким, но есть хочу постоянно, днём и ночью, после завтрака и перед ужином, до обеда и после него. Не был исключением и сегодняшний вечер. Я не стал дожидаться остальных, разжёг стоящую на столе лампу, пододвинул поближе к себе блюдо, глядя на которое еле сдерживался, чтобы тут же не накинуться на его содержимое, отломил от огромного каравая горбушку, выхватил из общей кучи, одну из рыбин и только после этого плюхнулся на лавку, всё это время путавшуюся под ногами.

— Ох и здоров же ты жрать, Максим — со вздохом произнёс один из подошедших мужчин, глядя на количество костей, лежавших рядом со мной на столе.

— Да ладно тебе — урезонил его тот, что садился рядом, — работает он не хуже, чем ложкой ворочает.

— Что есть, то есть. Этого у него не отнять, работящий парень. Только всё одно, не прокормить нам его зимой.

— Это да, зимой прокормить сложно будет. Зимой самим впритык хватает — подтвердил слова говорившего, более молодой мужчина.

— Слышь, Максимка. Ты как порубаешь сходи к колодцу, постирайся там, что ли. Завтра с нами в город поедешь, а вид у тебя уж больно неприглядный — сказал тот, что был постарше, неторопливо разделывая костлявую рыбу.

— Ладно, схожу. Только не высохнет до утра — согласился я и засомневался одновременно, так и продолжая работать челюстями.

— Так мы ночью выходить будем, на себя напялишь, пока добираемся, высохнет — настоял на своём, более опытный человек.

Утром, когда мужики собирались, поколол дров, почти в полной темноте, чтобы хотя бы немного согреться. Потом помог, одному из них, запрягать лошадь, а перед самым отъездом ещё и натаскал воды в дом. Кормить на дорожку, нас никто не собирался, но одна из женщин, помня, наверное, о моём постоянном желании чего нибудь пожевать, втихаря всучила холодный кусок жаренной рыбы и краюху хлеба, которые я, как только вышли на тракт, тут же и смолотил.

Шагать в мокрой одежде было противно и холодно, это заставляло идти быстро, намного опережая своих спутников, едущих на телеге. Когда они совсем пропадали в предрассветной дымке, возвращался обратно, а потом снова уходил вперёд. Поэтому так и получилось, что на окраине какого то населённого пункта я оказался раньше всех. Пока меня догоняли, пытался разглядеть близстоящие дома, построенные из красного кирпича. Что такие бывают я помню, но, наверное, от того, что не видел их давно, они на меня и произвели такое сильное впечатление, и заставили остановиться. А может случилось это потому, что показалось, будто бы в памяти всплыли новые воспоминания, связанные с такими же строениями и от этого, застыл на месте, как заворожённый, глядя на обычные каменные коробки. Так ли это, на самом деле, не знаю, зацепиться за них не удалось, приближавшаяся телега и громко разговаривающие мужчины, всё так же сидевшие на ней, отвлекли меня от этих мыслей.

— Этот что ли? — спросил своего напарника один из идущих рядом со мной мужчин, когда мы поравнялись с красивым и, как показалось в темноте, высоким домом.

— Он. Давай к забору пристройся, а то скотину погонят, она нам тут всё потопчет — ответил тот и дал указание мне: — А ты Максим со мной иди, старосту будить станем. Ох и не любит он этого дела.

Старосте действительно очень не понравилось, что кто то, ни свет, ни заря, ломится к нему в двери. Но в дом нас он всё же впустил, хотя ругаться не переставал до тех пор, пока не сел за стол, на котором стояла слабо горевшая, керосиновая лампа и не спросил:

— Ну чего вам?

— Так вот господин староста, этому человеку бумагу бы прописать надо — ткнув меня пальцем, сказал старший из братьев.

— Какую ещё бумагу? — недовольно спросил его, сидящий за столом, абсолютно седой, мужчина.

— Я не знаю, но какую то надо бы. Без бумаги сейчас, в столице, сами знаете каково.

— А кто он тебе?

— Мне никто. Он утопленник — простодушно ответил старосте, мой знакомый.

— Как это утопленник? — перекрестившись, спросил хозяин дома и настороженно посмотрел на меня.

— Да нет. Это он раньше утопленником был, пока мы его не подобрали. Тут видишь ли какое дело приключилось. Возвращались мы домой, лодку уже втащили на берег, стали корзины набивать. А улов, надо сказать, в тот день плохой был. Да откуда же ему быть хорошим? Накануне вон как штормило, но мы в море всё одно вышли.