Игорь Шилов: Попутчик, москвич и водитель

Последние метров четыреста, из почти километрового забега, дались очень тяжело. Узкая тропинка, большей своей частью проходившая по лесному массиву, петляла из стороны в сторону, кидая и меня вслед за собой, при каждом своём повороте от одного препятствия к другому. Свет от полной луны был не в состоянии пробиться через всё ещё покрытые густой листвой кроны деревьев и от этого бежать приходилось в рваном темпе, беспрерывно уворачиваясь от безжалостных веток, так и норовивших оторвать клок от ветровки или того хуже, оставить хлёсткий поцелуй на моём небритом лице. Драгоценные секунды таяли на глазах, мне даже не требовалось смотреть на светящийся в темноте циферблат чтобы понять, что нахожусь где то на грани между попаданием на последний автобус и опозданием, на него же. Собрав оставшиеся силы в икроножных мышцах, просто гудевших от усталости, ускорился и, как многоопытный стайер, всегда готовый к последнему рывку, пошёл напрямик через плотные кусты, с силой навалившись на них грудью, жадно хватавшей прохладный, осенний воздух. Финиш удался, был он красивым, мощным и наверняка понравился бы не мне одному, будь у него достойные зрители. Но в отличии от бегуна, демонстрирующего свои способности на стадионе и срывающего там аплодисменты, мне, как спортсмену любителю, в качестве награды досталось лишь невнятное урчание двигателя, удалявшегося по просёлочной дороге автобуса, и слабое подмигивание плохо работающих габаритных огней, вяло пробивавшихся сквозь темноту ночи.

— По-до-жди — выдавил я из себя, не в состоянии сказать ещё что либо, жалко махая руками вслед уходящему транспортному средству, в попытке остановить его всеми доступными способами.

Крик мой был больше похож на кашель старого курильщика и дальше трёх метров его расслышать никто бы не сумел, но на вторую попытку, более внятную, меня не хватило, да и навряд ли бы она помогла. Расстояние между мной и красными огоньками продолжало быстро увеличиваться и, как бы громко я не кричал, достучаться до водителя или счастливых пассажиров, чьи силуэты виднелись в ярко освещённых окнах автобуса, всё рано бы уже не получилось. Однако верить в необратимость произошедшего не хотелось, я так и продолжал в медленном темпе двигаться в сторону маячившей в темноте маршрутки, надеясь на чудо или хотя бы на простое везение.

Ни то, ни другое не произошло, но с поражением смирился лишь после того, как добрался до остановки, вернее до того, что от неё осталось и то только потому, что получил утешительный приз, в виде на половину разломанной скамейки, стоящей под видавшим виды, насквозь проржавевшим навесом. Ноги мои, непривычные к таким скоростным и дальним забегам, незамедлительно потребовали принять этот подарок. Они и до этого давали понять, что находятся на пределе возможного, а сейчас так и вовсе стали подрагивать, и подгибаться. Не обращая внимания на голову, продолжавшую толкать уставшее тело вперёд, к ускользающей цели, две нижних конечности подвели меня к лавке и бережно усадили на неё. Тяжёлый вздох и последующий за ним облегчённый выдох привели мысли в равновесие и перевели их в другое, более актуальное русло, в дельте которого, вполне резонно, маячил вопрос: — А дальше то что?

Беглый взгляд на часы, довёл до сознания весь драматизм образовавшейся ситуации. Стрелки показывали время, не позволяющее сделать правильный выбор, десять часов ноль восемь минут. На чтобы сейчас не решился, ничего хорошего оно мне не сулит. Бежать обратно я уже не в состоянии, даже под дулом пистолета. Пешком топать, до садового товарищества? Можно конечно, но с учётом моей теперешней физической формы, до участка, где стоит остывший от людского тепла дом, доберусь не раньше, чем к двенадцати, а засну и того позже. И что в таком случае остаётся на сон, с учётом того, что первый автобус отходит в шесть двадцать? Да почти ничего, какие то жалкие четыре часа, не больше. Было бы ещё в доме тепло и остались там какие нибудь продукты, тогда и раздумывать не стал, сразу бы двинул обратно, но там сейчас почти так же, как и на улице, сыро и не уютно, а в стареньком серванте, доставшемся матери от бабушки, шаром покати. Нет, ради этого нагружать свой и без того ослабленный организм я не стану, хватит на сегодня сомнительных удовольствий. Ещё раз взглянул на скамейку, когда то способную разместить на себе целую компанию усталых дачников и снова тяжело вздохнул. Два узких бруска, состояние которых даже в тёмное время суток не кажется идеальным, не лучшее место для полноценного сна.