Борис Батыршин - Забытые в небе

Смертная казнь всем пятерым обвиняемым. Приговор привести в исполнение сегодня же, через полтора часа. Желающие могут присутствовать и своими глазами наблюдать за торжеством правосудия.

В Офисе применялись три вида наказания. За не слишком тяжкие проступки секли в центральном холле, отсчитывая столько ударов палкой по спине, сколько было назначено в зависимости от тяжести содеянного. За серьёзные преступления полагалось изгнание: преступнику вручали заточку, моток верёвки и котомку со съестными припасами на трое суток – и на канате спускали на нижние уровни древолианы, куда нельзя было попасть по ветвям или подвесным мосткам. Иногда преступник, не дожидаясь этого, сам прыгал вниз, предпочитая лёгкую смерть мучительной неизвестности…

Был ещё один вид наказания – жестокий, кровавый, не оставляющий человеку ни единого, пусть и призрачного шанса. Приговоренного, одного или нескольких, выводили в «Паучий холл» и выталкивали за решётчатый барьер. Просовывали вслед метровый кусок заточенной арматурины – и по сигналу Генерального приподнимали решётку, отгораживавшую лестницу.

Палачи (в этой роли выступали телохранители Генерального) порой вносили в процесс казни разнообразие. Они могли поднять решётку до упора – тогда приговорённого захлёстывал вал пауков, и всё заканчивалось в считанные секунды. А могли и подтянуть её на десяток-другой сантиметров, чтобы ядовитые твари протискивались внутрь понемногу, по две-три особи. Тогда обречённые пытались отбиваться от них, дробя и протыкая арматуринами волосатые тулова, ломая суставчатые конечности. Заканчивалось это всегда одинаково: какой-нибудь паук ухитрялся достать жертву, яд делал своё дело, и волосаны приступали к пиршеству. Им позволяли насладиться добычей, после чего решётку опускали, а оказавшихся внутри прикалывали длинными пиками. «Убиваем двух птиц одной стрелой, – шутили иные остряки, – и поголовье волосанов сокращается, и дауны получают урок…»

Такая казнь случалась нечасто – на памяти Люка их было пять или шесть, и каждый раз это были пойманные дауны. Так что известие о том, что пятерых поджигателей приговорили к Паучьему холлу всколыхнула весь Офис. До объявленного срока оставалось не меньше получаса, а та часть холла, что была отведена для зрителей, уже была набита битком – никто не желал пропустить кровавое зрелище.

«Водопроводчикам» достались лучшие места – у барьера, в нескольких шагах от железной решётки. Но сестра совсем не радовалась такой удаче – наоборот, сделала попытку увильнуть от посещения Паучьего холла. И если бы не дядя Антон, взявшийся сопроводить их, и вовсе уклонилась бы от этой процедуры. Пол тоже пошёл особой охоты, и Люк ни на секунду не сомневался, что он сделал только ради Леи. Вид у него был нерадостный, если не сказать мрачный; встретившись взглядом с Люком, он поспешно отводил глаза, и не произносил ни слова.

Людской гомон толпы перекрыл хриплый вой жестяного рожка, и толпа раздалась надвое, освобождая узкий проход. По нему, подталкиваемые тычками охранников, плелись приговоренные. «Как можно так покорно идти навстречу смерти? – удивился Люк. – Впрочем, разве у них есть выбор?»

Первым снова шёл здоровяк в прожжённом кожаном фартуке. Как и в прошлый раз, он нёс на руках сына, и Люк заметил, как безжизненно болталась свесившаяся рука мальчика – тонкая, бледная, какая-то синюшная. За ними шли остальные – мальчик постарше, видимо, второй сын здоровяка, и старик со старухой. Она едва шагала, и спутники поддерживали её под тощие, морщинистые руки.

Когда мужчина проходил мимо Люка, тот снова почувствовал знакомый запах. Неистребимый, въевшийся в одежду, кожу – запах гари, тлеющих угольёв, огня. Запах опасности.

– Парнишка умер. – тихо сказал дядя Антон. – Сразу после оглашения приговора. Охранники хотели забрать тело, но отец вцепился, не дал. Решили не настаивать – зачем? Так и так достанется паукам, так пусть уж…

Процессия поравнялась с помостом. Охранники остановились; мужчина, повинуясь тычку в спину, повернулся к Генеральному. Тот приспустил воротник своего плаща и посмотрел прямо в глаза приговоренному. Люк увидел, как взгляд дауна, только что полный гнева и ненависти, вдруг потух, сделался покорным, уткнулся в пол.

«….недаром в Офисе говорят, что Генеральный может усмирить любого бунтаря одним-единственным взглядом…»

Приговоренных по одному затолкали в клетку. Снова они шли покорно, подчинялись тычкам охранников, и лишь мальчишка озирался, тщетно пытаясь поймать взгляд Генерального.