Дмитрий Гельфер - Серые будни богов

— Подожди, — Марису смутило безрассудное рвение коллеги подключаться к миру.

Ей казалось, что как минимум следует дождаться Сэма. И идею, в общем-то, высказала так, скорее как предположение.

— Чего ждать? — Вася уже плюхнулся на соседнее с Алексом кресло. — Спасать надо!

— Не знаю, я предпочитаю сперва все обдумать. Ты вот уверен, что сам не потеряешь связь? Миры, кстати, до сих пор на аварийном питании держатся.

Вася на секунду задумался, уставившись на лампу освещения, что горела в пол силы. Мариса было порадовалась, что найденный впопыхах аргумент принят всерьез и они не получат еще двоих асимов в состоянии овоща, но… Лампа пару раз моргнула и загорелась в полную силу. Кто-то восстановил подачу энергии от одной из основных линий.

— Вот видишь? — Оживился Вася. — Подключаемся! А на «подумать» там у нас будет намного больше времени.

Не дожидаясь новых аргументов, Вася сделал укол. Толку теперь с ним спорить? Мариса еще несколько секунд стояла, в нерешительности перебирая в руках холодную сталь шприца-пистолета. Надо идти. Иначе этот оболтус наворотит дел. Она заняла третье кресло и уже привычным движением вогнала иглу в шею.

Деревенька Валуны как и все остальные деревни Туманного кряжа на необычные события была не богата. Отчего у бабки Лозы сарай сгорел, да почему у Сметаны блины завсегда вкуснее, чем у соседей. Раз в год по весне проходящие мимо караваны из Зульгарата пообсуждать, да на ярмарку в Уствин съездить. Вот и весь нехитрый набор развлечений. Свадьбы и похороны, так и то редкость — всего-то чуть больше дюжины дворов. Когда же под конец осени в деревне объявился «странный» чужак, то пересуды на его счет не умолкали три седмицы.

Вереск, один из местных мужиков в тот день ушел в лес. Овечка у него пропала, вот и пошел искать. А вернулся без овечки, зато с чужаком без сознания на закорках. «Таким и нашел, — отмахнулся он тогда от расспросов соседей, — Нешто волкам на съедение бросать?». Чужак седмицу без сознания валялся, еле выходили. Потом еще две только слушал, да глазами хлопал, будто не понимает, чего от него хотят. Так никто и не понял, откуда он родом. Ни откуда, ни что делал в канун зимы на Туманном кряже, когда любой нормальный путник из дому нос не высунет. Сам же чужак, хоть и взрослый с виду мужик, а по первости был вроде младенца — ничего из своего прошлого не помнил. Так Молчуном прозвали, да и привыкли.

— Помощь нужна? — Молчун переступил высокий порог избы и зажмурился от яркого весеннего солнца.

— Не-е-е, — Вереск с натугой расколол очередную чушку и взял из поленницы новую.

Зима выдалась не очень холодная и запас дров исчерпался едва ли на три четверти. Вереск, облокотившись о длинное топорище, перевел дыхание. Крепкий и привычный к тяжелой деревенской работе мужик с хитрым прищуром смотрел на спасенного им когда-то чужака.

— Хотя… — Он напустил на себя задумчивый вид. — Может, грамоте меня выучишь?

— Хм-м. Это можно, — Поддержал шутку Молчун. — Завещание пишешь?

Вереск расхохотался и, махнув Молчуну, чтоб ступал своей дорогой, снова принялся за колку дров. Беззлобные подначки на эту тему давно вошли у них в привычку. С тех пор как Молчун пришел в себя и стал реагировать на окружающих, то быстро освоил как чистый вальнарский, так и местную его разновидность. Вся деревня диву давалась. А уж когда ему на глаза случайно попались куски пергамента с амбарными записями, что вел отец нынешнего старосты, так и вовсе произошло чудо — он на раз смог их прочесть. Да еще и не по слогам, как обычно читал их сам старик, а бегло, будто всю жизнь только тем и занимался. Вот староста деревни Багор и насел на него «Научи, да научи».

Отец то у старосты ослеп, когда сам Багор был еще мал, вот и не успел толком выучить сына, а прочие обитатели деревни никогда чтением и письмом не интересовались.

Молчун притворил за собой калитку и направился к дому старосты. Время очередного «урока». С приходом весны хоть на завалинке перед домом можно буквы учить, а то зимой, при лучине — сплошное мучение. Молчун как-то привык к зимним пейзажам. Сугробы, укрывшие белым ковром все окрест и тесные избы с жарким очагом. Это, по сути, были единственные его воспоминания. Сейчас же природа наливалась свежей силой весны, и Молчуна не покидало ощущение, что именно так и должно быть. Что в прошлой жизни он уже много раз вдыхал этот запах сырой земли и радовался робкому теплу.

— Цыц, непоседа. — Пригрозил он соседской собачонке, но та преследовала его звонким лаем до тех пор, пока не миновал «охраняемую» территорию.