Марк Вевиоровский - Концерт Патриции Каас. 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный

Пока Воложанин объяснял, а Даша слушала – они оказались в зале и их позвали из-за стола, где сидели такие знакомые мамы и такие знакомые ребята, что все волнения Дашины куда-то ушли, забылись.

Она огляделась – никто ее не разглядывал, а по залу рядом прошел Свиридов и наклонившись, что-то шепнул Ложниковой, потом Толоконниковой. Оттуда раздался смех и Свиридов прошел на возвышение, где сидели хорошо знакомые ей Дима Лопаткин, Семен Гаврилович Черномырдин и Петя Дормидонтов.

– Песня специально про некоторых присутствующих тут дам и не только для них! – объявил Свиридов.

Я не знал, не ведал,

Что такое будет,

Полюбил я Веру –

Пусть меня осудят.

Веселое оживление в зале.

Гарная дивчина

В душу мне запала,

Я хожу, кручинюсь –

Что со мною стало.

Вера,

Вера,

Вера,

Вера,

Верочка,

Ты давным давно

уже не девочка,

Вера Толоконникова показала Свиридову кулак.

Но еще ты тонкая,

Как веточка,

Милая

Подруженька моя.

Вера,

Вера,

Вера,

Вера,

Верочка,

Губы твои слаще,

Чем конфеточка,

Но еще ты тонкая,

как веточка,

Вера,

Вера,

я люблю тебя.

Смех и возгласы в зале смутили обеих Вер ненадолго – кавалеры вытащили их танцевать. А Свиридов также озорно продолжал:

Я у бабки старой

На тебя гадаю,

Без тебя я, Вера,

Просто пропадаю.

Парень я не промах,

Но хожу,

страдаю,

Твое имя

Всюду

только повторяю.

А припев подхватили все, кто умел петь и те, кто не умел петь – тоже.

Вера,

Вера,

Вера,

Вера,

Верочка!

Ты давным давно

Уже не девочка!

Губы твои слаще,

Чем конфеточка!

Милая

Подруженька моя!

Натанцевавшись обе Веры подбежали к Свиридову и смачно поцеловали его с обеих сторон. Даше все это было так интересно, так необычно, что она даже не сразу поняла, что Воложанин приглашает ее танцевать.

Танцуя, она увидела Владика в своей коляске и он дружески помахал ей рукой.

Она увидела, что это он регулирует звук и вообще управляет всей музыкой.

Потом ее приглашали офицеры отряда Воложанина и все так хорошо с ней танцевали и говорили, что она так красива и она была совсем счастлива.

А когда Воложанин ласково обнимал ее в танце и вел, и кружил, и кружил, кружил …

Она закрывала глаза и вся отдавалась танцу и ему, своему Юрочке …

Свиридов тоже пригласил ее танцевать и вогнал в краску своими комплиментами – как ей к лицу платье, как она хорошо танцует, да как она чудесно смотрится с косичками … А главное – тем, что пожелал ей счастья с капитаном Воложаниным и детишек побольше …

А потом этот новенький, Виктор Скворцов, тот, что познакомился с ней и с мальчиками на улице, что-то попросил Свиридова и тот снова взял гитару.

Понимаешь – это странно,

Очень странно,

Но такой уж я

Законченный чудак,

Я гоняюсь за туманом,

за туманом,

И с собою

Мне не справится

никак.

Казалось, что он объясняет это Скворцову.

Люди посланы делами,

Люди

Едут за деньгами,

Убегают

от обид

и от тоски,

А я еду,

А я еду за туманом,

За мечтами

И за запахом тайги.

Даша много раз слышала эту песню, она ей нравилась, хотя она и не очень вслушивалась в слова. Но тут каждое слово было слышно, каждое слово вставало на свое место, и все эти слова становились такими важными.

Понимаешь – это просто,

очень просто,

Для того,

Кто хоть однажды

уходил.

Ты представь,

Что это остро,

очень остро -

Горы,

сопки,

солнце,

песни

и дожди.

Пусть

Полным полны набиты

Мне в дорогу чемоданы –

Память,

Грусть,

Невозвращенные долги.

А я еду,

А я еду за туманом,

За мечтами

И за запахом тайги.

Так захотелось в лес, в тайгу, на сопки, где ветер негромко шумит в верхушках деревьев, а под ногами такой мягкий ковер из старой прели. И она, как сумела, сказала Воложанину об этом, и он понял ее, и они снова танцевали, и Даше было легко, свободно и радостно.

А потом они еще немного посидели в комнате свиданий, и Даша снова сидела у него на коленях и обнимала его. Он тоже обнимал ее, ласкал и гладил, и целовал ей колени – Даша через чулки чувствовала его горячие губы.

Воложанин снял пиджак, а Даша приподнялась и вытащила из-под себя подол платья, чтобы его не помять и пристроилась так, чтобы ее груди было удобно прижиматься к его груди.

Воложанин был молчалив, Даша чувствовала его тягостное молчание, но повинуясь какому-то наитию не стала расспрашивать его, а больше говорила сама. И она целовала его, и уютно устроившись и обнимая его, рассказывала про мальчиков, про то, что она думает, про то, что она сказала маме, про то, как она скучает без него …