Лада Акимова - Загадочная Шмыга

Она же никогда не бросала начатое на полпути, потому что привыкла все доводить до конца. Так было с ее Мари — из мюзикла «Вестсайдская история», которую поставил на сцене Георгий Ансимов. Ввод был срочным, на стадии уже последних репетиций, изначально Мари готовила другая актриса. В театре есть план, и нарушать его нельзя. У нее было очень мало времени, для того чтобы прочувствовать эту роль, тем более что она так отличалась от ее прежних героинь, простых девчонок.

Сжатые сроки, жесткие режиссерские рамки, ограничивающие рисунок роли, были отнюдь не ее помощниками. Но она никого не обвиняла. Просто из вечера в вечер, выходя на сцену в роли пуэрториканки Мари, пыталась осознать, почему у нее ничего не получается. Никак она не могла понять эту девушку, не ее это роль, и все. Любаша — ее, Элиза Дулитл — ее, с Мари ничего не получалось.

Не получилась у нее и Мария Семеновна Косарева в оперетте «Касатка». Да что там не получилась, это был откровенный провал. И опять ввод. На сей раз уже после премьеры. Она сразу поняла, что роль «светской львицы», обольстительницы, певицы из кафешантана, прозванной «Касатка», не ее. Чисто по-женски она не легла ей на душу. Но… роли не выбирают, на них назначают.

Она довела работу до конца. И вышла на сцену. И сыграла. А вот переломить себя ей так и не удалось. Она не имеет права быть злой на сцене. И пусть говорят, что у нее завышенные требования. Может быть, слишком высока поставленная планка. Но опускаться ниже — себя потерять.

После того, первого и единственного, выхода на сцену в роли Маши — Касатки, она дала себе слово, что теперь будет играть только те роли, которые хочет. Она заслужила это право — выбирать. Пусть их будет меньше, но ни за одну из них ей не будет стыдно и не придется краснеть на поклонах.

И когда в очередной раз, уже который по счету, у нее опустились руки, она поняла, что все-таки должна довести работу до конца. А там будь что будет. Во всяком случае, сама себе она смело может сказать: «Я сделала все, что могла». Она не стала искать виноватых вокруг — так сложились обстоятельства. А обстоятельства с каждым днем складывались все хуже и хуже.

Все было против с самого начала. Очередная история про превращение Золушки в принцессу. Только этой Золушке из Ливерпуля за пятьдесят. И поначалу очень уж она похожа на комическую старуху. А преображает ее не кто иной, как молодой муж, который годится ей в сыновья. Практически та же история, что и с Джулией. Хотя все-таки с Джейн — немного иначе. Пусть молодой муж, но тем не менее когда женщина младше мужчины — это естественно, а вот старше… Есть в этом нечто, что противоречит ее натуре. А если так, то как она может это играть? И что ей вообще играть в этой роли? Джейн у Моэма — какая-то великовозрастная дурочка. А если уж быть совсем точной — инфантильная идиотка. А она не хочет быть такой! С чего вдруг добропорядочная вдова влюбляется в молодого юнца и становится его женой? Почему вдруг женщина, которая на протяжении многих лет шьет платья у одной и той же портнихи, решает кардинально изменить свой гардероб? Ответ напрашивается один — этот молодой человек расшевелил ее как женщину. А это уже пошло — слишком смахивает на увлечения женщин молодыми мальчиками, чтобы продлить молодость. Женщин понять можно, а вот молодых мужчин? Что их привлекает в подобных союзах? Конечно же деньги. А ее героиня — богатая вдова. И именно об этом и говорит жена ее брата Мэрион. Но ведь Гилберт — состоятельный. Тогда что? Любовь?

А если он полюбил не великовозрастную дурочку и зануду, коей ее считают лондонские родственники, а задорную, озорную, а где-то и хулиганку Джейн. А что, если как раз и сыграть это волшебное превращение — из комической старухи в героиню.

Только разобралась со своей героиней, как ее ждал новый удар.

Той ночью ей приснился странный сон: маленький Володя бежал навстречу и протягивал свою любимую игрушку — яркого попугая. Сон был красивым, добрым и светлым. Но, проснувшись, она не могла понять, откуда на сердце такая тоска. Вспомнилась картинка из детства — сон повторил ее в точности. Вот она приходит домой из больницы, где долго пролежала после перитонита, вот она открывает дверь комнаты… И первое, что видит: к ней топает маленький братик и протягивает своего любимого попугая: «Ня!» Он тогда был еще в том возрасте, когда не мог сказать, как он ее любит и как скучал без нее.

«Я просто устала, — пыталась она прогнать от себя грустные мысли. — Мне надо отдохнуть. Вот сыграю Джейн, уеду на несколько дней на дачу».