Лада Акимова - Загадочная Шмыга

В один из дней ее терпение лопнуло и она решила сама пойти и во всем разобраться. Вновь пришлось вспомнить, что она — народная артистка СССР, лауреат Государственной премии РСФСР имени Глинки.

Четкого ответа на свой вопрос она так и не получила.

— Татьяна Ивановна! Видите ли в чем дело: в двух театрах Москвы уже идут спектакли о Наполеоне. Третий-то зрителям зачем?

— Один спектакль я знаю. «Наполеон I» с Михаилом Ульяновым и Ольгой Яковлевой в главных ролях. Прекрасная постановка Анатолия Васильевича Эфроса. А второй какой? Напомните, пожалуйста…

Чиновник замялся.

Она поняла, что второй постановки о Наполеоне, видимо, нет.

— Хорошо, если я не знаю, это вовсе ничего не значит. Но скажите мне, пожалуйста, а каким образом «Наполеон I» связан с «Катрин». Ведь в нашем мюзикле главной героиней является прачка Катрин. В этом вся интрига. А пьеса Брукнера — об истории любви Наполеона и Жозефины.

Через какое-то время так называемую цензуру «Катрин» в высоких инстанциях все-таки прошла. Ее разрешили к постановке.

— Видимо, наконец-то пьесу прочитали, — пошутила она.

Впереди был худсовет в театре. И на нем совершенно неожиданно для всех присутствующих прозвучало заявление тогдашнего главного режиссера театра Юрия Петрова.

— Все это конечно же хорошо, если бы это не было для Татьяны Ивановны повторением пройденного материала. Та же Элиза Дулитл.

Что же, подобное для нее не стало неожиданностью. С того памятного худсовета, на котором он единственный встал на защиту «Эспаньолы» и именно благодаря ему этот спектакль увидели зрители, прошло несколько лет. И за это время много чего произошло. Недовольство труппы главным режиссером постепенно накапливалось. Музыкальный театр — специфический, а режиссеру порой в голову не приходило, почему актеры не могут репетировать по пять-шесть часов, почему музыканты порой уходят с репетиций. Объяснялось все это очень просто — вечером они должны были играть спектакль. А как его играть, если во время репетиций они настолько уставали, что с трудом восстанавливались к вечеру. Порой он допускал непреднамеренные бестактности — упаси бог, он вовсе не хотел обидеть актеров, но тем не менее обижал. Актеры ведь безумно ранимые люди, а он порой забывал об этом.

Дважды он таким образом невольно обидел и ее. Дело прошлое, что теперь вспоминать об этом. Не зря же говорят: все, что ни делается, — к лучшему. Может, и хорошо, что она не сыграла в «Пенелопе» и в «Королеве чардаша». Хотя в первой постановке репетировала с удовольствием. А вот что касается второй… После первого же разговора с режиссером она поняла, что никогда в жизни не будет играть «простую тетку, хоть и жену князя». О чем тут же и сказала Петрову.

Как она устала от всего этого. Почему не может жить, как все другие нормальные люди. Потому и не может, что все другие — те, которые нормальные, потому и нормальные, что живут, как надо. А она живет так, как считает нужным. В самом хорошем смысле этого слова.

Не исключено, что двумя своими отказами она и вызвала его недовольство.

К счастью, члены художественного совета, воспользовавшись тем, что главный режиссер ненадолго отлучился, моментально проголосовали за постановку «Катрин». И ему ничего не оставалось делать, как принять сей факт как данность.

А ведь могло этого и не случиться. Сыграл свою роль тот самый случай, в который она всегда так верила.

В тот день она с самого утра слышала доносившийся из кабинета мужа хохот.

— Император с утра был сердит…

Рифма к этой строчке придумывалась долго и со вкусом. Причем порой такая, что она даже и не рискнула бы произносить все это вслух.

Все понятно, «мальчики» — ее любимый Кремер и его друг — замечательный поэт Александр Дмоховский — отрывались по полной программе.

Начав совместную работу, Кремер предложил другу, а можно сказать, фактически поставил ультиматум, чтобы он на время работы переехал жить к ним, и даже ради такого случая пожертвовал своим кабинетом, уступив его другу.

В общем, остроты поэта и композитора сыпались как из рога изобилия, а взрывы хохота были слышны даже через закрытую дверь, впрочем, как прорывались и некоторые рифмы.

И вдруг сквозь смех услышала:

— «Импердатор» с утра был сердит.

На миг она застыла в коридоре.

— Кремер! — Еле сдерживаясь от хохота и стараясь сохранить серьезное лицо, она постучала в дверь кабинета. — Вы сколько выпили?

Дверь открылась.