Лада Акимова - Загадочная Шмыга

— Нет, — прошептала она в телефонную трубку. — Нет!

Выходя из храма, где отпевали брата, она услышит: «Ну и надменная же эта Шмыга!»

Бог судья человеку, произнесшему подобное.

«Вот и дожила ты, Татьяна Ивановна! От тебя даже у гроба ждут канкан». В промелькнувшей мысли не было ни грусти, ни сожаления. Лишь констатация. В душе — пустота. Она выжжена. Хрупкая березовая веточка, повисшая на тоненькой шкурке, чуть тронь — и она оторвется. И сердце рвется на тысячи мелких осколков. От боли и невозможности хоть что-то исправить — не уберегла брата. Ведь сколько бы лет ему ни было, все равно он младше на целых десять. Она — старшая сестра.

Если бы у нее был другой характер, она бы обязательно высказала тому человеку, у которого даже в храме с языка капал яд, все, что она про него думает. Не в этот день, конечно, но сказала бы непременно. Но у нее иной характер и она никогда не опустится до выяснения отношений.

После похорон брата она долго не могла начать работать. «Господи, ну зачем я во все это ввязалась?» У нее не было ни сил, ни желания работать над столь странным спектаклем. Встряхнул ее муж.

— Танюля, я же все вижу и понимаю. Давай прекратим! — сказал он ей однажды.

— Нет.

Изо дня в день, порой отчаявшись, все равно приходила на репетиции и работала над ролью Джейн. И плыла, плыла порой из последних сил в ту сторону, где, по ее убеждению, была истина и смысл этой работы. Сколько дней в театре и бессонных ночей дома провела она в отчаянии, в одиночку пробираясь к своему замыслу.

Незадолго до премьеры сменилась вся постановочная группа — режиссер уехал, балетмейстер ушел, дирижер серьезно заболел, а Кремеру пришлось не только встать самому за пульт, но и стать художественным руководителем всей постановки. Он мог бы повернуться и уйти, но тогда не было бы спектакля. А спектакль надо выпускать — он уже заявлен в планах театра, иначе будет скандал.

Если бы она верила в потусторонние силы, то могла бы подумать, что их всех кто-то сглазил. Ну не может же такого быть. Просто заколдованный спектакль какой-то…

Когда пришли новый режиссер, балетмейстер и художник, то актеры, занятые в постановке, уже не хотели ничего. Настолько они устали от всего. Толком не было репетиций ни с режиссером, ни с оркестром, ни с балетмейстером. Единственное, что делали актеры за это время, — разучивали с концертмейстерами свои партии.

Что на нее тогда нашло, она до сих пор понять не может. Она никогда не вмешивалась в работу своего мужа. И даже когда он, написав, просил послушать и оценить, она всегда отшучивалась:

— Это не моя профессия. Вот когда начну учить партию, тогда, может быть, и скажу, как она мне.

А в тот раз она нарушила свое неписаное правило. Разучивая партию Джейн, ей в какой-то момент показалось, что одну из арий своей героини просто не вытянет или сорвет на ней голос — слишком высока тесситура, в которой она написана.

— Давайте попробуем на тон ниже, — предложила концертмейстер.

Она почему-то согласилась. И вот в один из дней дверь класса открылась, и на пороге появился ее муж.

— А мы тут работаем, Анатолий Львович, — несколько испуганно говорит концертмейстер.

Он заглянул ей через плечо и увидел в нотах, стоящих на пюпитре, поправки.

— Что за филькина грамота? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовался композитор.

— Татьяне Ивановне в этом месте будет неудобно петь, — оправдывается концертмейстер.

Она сама молчит. В театре работать с вокалистами — прерогатива дирижера, тем более что дирижер еще и автор музыки. Потом все-таки не выдержала и сказала:

— Здесь слишком высокая тесситура.

— Девочки! А вам не приходило в голову, что человек, который пишет музыку, владеет своей профессией и понимает, что именно он делает.

Он прав — кто, как не он, знает возможности ее голоса.

— Даю вам две недели, разучите, пожалуйста, партию такой, какой она написана. А еще я вас могу обрадовать — я главный дирижер и художественный руководитель всей постановки.

— Мы все знаем, — дружно ответили они с концертмейстером. В отличие от мужа она всегда читала вывешенные на доске приказы.

Через две недели она спела партию так, как это и было написано композитором.

— Ну как? — хором спросили они с концертмейстером.

— Все нормально, все звучит. Теперь убедились в моей правоте?

— Толя, зачем ты так? — спросит она его уже дома.

— Затем, что каждый должен знать свое место, — был ей ответ.