Александр Балунов - Король и Шут. Между Купчино и Ржевкой…

Эту песню мы записали в тот же день. Незадолго до этого мы посмотрели фильм «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви». Там промелькнула мелодия из «Сильвы» Имре Кальмана, а надо вам сказать, мы с Горшком оба его большие поклонники. И мы сидели с гитарами и переосмысливали любимую сцену: «Помнишь ли ты, как мы… Помню ли я? Помнишь ли ты?..» Именно переосмысливали. Думая о ней, начинали играть и дальше развивали песню по-своему. У нас осталось много музыкальных тем, не вошедших в «О, как грустна…», и нашлись Андрюхины стихи – Горшок чуть ли не из-под матраса вытащил какие-то мятые бумажки с набросками, – и из них мы сварганили текст. Если бы не это, могли бы не записать песню и забыть музыку. Смешно, не правда ли? Не время смешное, а скорее состояние. Состояние души. Кстати, уже после этой ужасной и нелепой трагедии Князь с Лешкой Горшеневым записали песню «Боль». В ней явно прослеживается параллель с «Соловьями». Я в то время уехал в Лос-Анджелес реставрировать пленки и закончил уже после выхода «Боли», – то есть оригинальной записи «Соловьев» у «Князя» не было, и он эту мелодию вспомнил сам. А ведь сколько лет прошло.

Я принес Горшку тетрадку со своими новыми стихами, и он сразу выбрал эти. И хотел наложить их на какую-то совсем уж заунывную тему, которую я сразу забраковал. Утверждена была не то третья, не то пятая мелодия. Я в сочинении музыки участия почти не принимал – только вторую гитару придумал и сыграл (до сих пор, кстати, нравится). Много позже Андрюха написал другие стихи, и получилась песня «Блуждают тени», где, кстати, я тоже придумал и сыграл соло. Какая все-таки странная и загадочная судьба у гитарной партии в этой песне!

Несмотря на приличное качество, эта запись не получила никакого распространения. У нас тупо не было чистых кассет. Друзья нас послушали, а как дальше поступать – непонятно. Концерт по-прежнему казался недостижимой мечтой. И мы, как обычно, бросив старый материал, приступили к новому. Душа просила электричества.

Кстати, в том, что эта запись осталась лежать на полке, есть один плюс. Пленка не осыпалась только потому, что ее более 20 лет не трогали и не перематывали. Она хранилась у меня, и позже ее помог переправить в Калифорнию мой друг Лешка Деги. Я нашел приличную студию в пригороде Лос-Анджелеса (Голливуд), и два мастера под моим чутким руководством сначала «пекли» ее, а потом восстанавливали звук. Это было долгое и непростое дело – попробуй-ка проиграть пленку, которая осыпается после каждой промотки. Помню, я писал мастерам: Try to express the spirit of St. Petersburg in summer. Вроде получилось.

Рисунок А. Князева

Летом Горшок съездил к бабушке в Бокситогорск, и она купила ему настоящую электрогитару «Урал». А я скопил денег и приобрел в комке на Апрашке бас-гитару – тоже «Урал» – и разукрасил ее разноцветными пятнами масляной краски. И мы смогли играть в «электричестве». В относительном, конечно.

«Электричество» зачастую заключалось в том, что мы включали гитару в магнитофон (нужно было нажать кнопку «Зап.», и тогда он работал как комбик), а бас-гитару – в виниловый проигрыватель. Но нас это не смущало. Мы знали, как должны звучать наши песни.

Тут надо рассказать о Васе, достойном члене нашей банды. Вася тоже был наш одноклассник, друг, единочаятель и сосед. Он жил в моем доме, в соседней парадной, у меня была квартира № 75, а у него № 69. Он взял гитару у мужа сестры, и мы решили ее не возвращать. Таким образом, наше материальное благосостояние выросло еще на одну гитару, а Вася стал играть на басу. Никаких, насколько мне известно, физических свидетельств о его присутствии в группе нет, потому что концертов мы тогда не давали, а записываться было негде. Судьба сложилась так, что Вася скоропостижно женился, и его жена была активно против такого бесперспективного и безденежного занятия, как тусовки с нами, гопниками. А потом он вообще в армию ушел. Но это нам не мешало оставаться приятелями и поддерживать теплые дружеские отношения. Ведь мы слушали одну и ту же музыку.