Людмила Безусенко: Лучшие застольные песни

Родился на Фурштадте — там и сдохну!
Буду помирать, друзья, не охну!
Вот лишь бы только не забыться,
Перед смертью похмелиться,
А потом как мумия засохну.

Шел «Столыпин» по центральной ветке.
За решеткой в темной серой клетке
Ехала девчонка из Кургана,
Пятерик везла до Магадана.

Этим же этапом шел парнишка.
У него в конце этапа вышка.
Ксивы гнал он ей и ждал ответа.
В этой жизни песня его спета.

Пареньку ответила девчонка:
«Если хочешь ты ко мне на полку,
Говори с конвоем — я согласна.
И к твоей судьбе не безучастна».

В двадцать лет, в расцвете самой силы,
Двери распахнул — и сразу к милой.
Люди, будет грех назвать развратом
Ласку и любовь под автоматом.

А наутро прапорщик проснулся.
Двери распахнул и улыбнулся.
Руки протянул, к груди прижался…
Тут удар — и прапорщик скончался.

А наутро рапорт зачитали:
Зечку при побеге расстреляли,
Прапорщик погиб в неравной битве
В тройнике у смертника на бритве.

На Невском проспекте у бара
Малолетка с девчонкой стоял.
А на той стороне тротуара
Мент угрюмо свой пост охранял.

«Уходи, я тебя ненавижу.
Уходи, я тебя не люблю.
Ты ведь вор, ну а я комсомолка…
Я другого парнишку найду».

И пошел малолетка, заплакал.
Он на мокрое дело пошел.
Налетели волки, повязали.
Он на север этапом ушел.

Поглядите вы, граждане, люди,
Что творится по тюрьмам у нас,
Как приходится нам, малолеткам,
Со слезою свой срок отбывать.

Не гуляйте, шалавы, на воле.
Приходите вы к нам в лагеря.
Вам на воле цена три копейки.
Ну а мы вам дадим три рубля.

Ты едешь пьяная и очень бледная
По темным улицам совсем одна.
И смутно помнишь ты ту скобку медную
И штору синюю окна.

А на диване подушки алые,
Духи «Дорсей», коньяк «Мортель».
Глаза янтарные, всегда усталые,
Распухших губ любовный хмель.

Пусть муж, обманутый и равнодушный,
Жену покорную в столовой ждет.
Любовник знает — она, послушная,
Молясь и плача, опять придет.

Пришлось узнать ей жизнь тротуарную
И быть любовницей не знать кого.
И только хмель один все разрешает —
Позор и стыд не для чего.

А ведь тогда она, счастливая,
В любви и верности клялась.
Теперь, больная и вся разбитая,
К себе домой плелась.

И вот в каморочке муж слезно молится.
Она, родная, уж не живет.
Любовник строгий того не знает,
Что больше нет ее и не придет.