У нас на сборке работал один паренёк со смешной фамилией Шкарбутько, которую все произносили как "Шкарбутка". Он был очень маленького роста, и с этим ростом не вязалась его серьёзность, горбатый нос, сдвинутые брови и отчаянная задиристость.
Он лихо гонял на своём мотоцикле и вечно ходил в синяках и ссадинах – то ли из-за мотоцикла, то ли из-за нескончаемых драк, в которые сам ввязывался. Даже на мотоцикле он смешно выглядел – как кошка на лошади. Это именно ему приписывали такой уморительный при его росте рассказ: "Иду как-то ночью, а навстречу мне – два здоровенных лба; один ростом как я, другой – чуть повыше…" И ещё все его подбивали порассуждать о женщинах…
Так или иначе, но однажды у нас на посёлке в чью-то квартиру ворвались двое с грабежом. Их заметили со стороны, подняли шум, тогда они по лестнице отступили на чердак и начали отстреливаться. И внизу собрались все, и милиция, и ничего не могли сделать, боялись сунуться.
И к тем двоим пошёл один Шкарбутка, и обещал им, что если они выйдут, то их отправят в милицию, а здесь их не тронут. Ну, а когда они вышли и отдали оружие, на них, конечно, тут же накинулись, и Шкарбутка бросился их защищать, и кричал:
"Сволочи, что вы делаете, я же слово дал!", и его самого отделали под больницу.
И в конце концов получилось так, что он полез по водосточной трубе к какой-то Маруське – может на спор, а может она его в дверь не пускала, – и на уровне третьего этажа труба обломилась. Летя вниз, он вывернулся, как кошка, и упал на руки. Он остался живой, но руки переломал больше чем на двадцать осколков, ему эти осколки складывали в несколько приёмов, операция за операцией. Руками такими уже, конечно, ничего делать нельзя, так что он числится теперь инвалидом.
Что-то последнее время о нём не слышно, наверное подкосила его эта беда.
Так что же, всё-таки, это такое – настоящий мужчина?
Всё было рассчитано совершенно точно. Жена с сыном отдыхала в Одессе, потом, по окончании своего отпуска, она должна была оставить сына в снятой комнате и выехать а Киев, а Эмиль должен был в тот же вечер выехать встречным поездом и быть в Одессе на следующее утро. Таким образом они, разминувшись ночью где-то на половине пути, сменят друг друга, и сын переночует сам только один раз, что совсем не страшно для десятилетнего мальчика.
Железнодорожный билет был приобретен заранее, но потом его разобрала досада: обидно мотаться в поезде туда и обратно, имея свою машину. Правда, неладно с колёсами; три из них хороши, а на четвёртом в покрышке повреждена боковая часть.
А запасную с наварным новым протектором после наварки почему-то никак нельзя надеть на диск – то ли она "села" после наварки, то ли изнутри тоже наварилась резина – непонятно, но факт.
И всё-таки Эмиль решил ехать машиной. Ведь в Одессе с машиной будет веселей. А покрышку до отъезда как-нибудь наденут на станции обслуживания. Он сдал билет, отрезав себе путь к отступлению, и когда позвонила жена, сообщил ей о своём решении. Она даже обрадовалась, попросила встретить её с машиной на вокзале, и потом он сразу сможет выехать.
Самый приятный день отпуска – это последний день работы, каким бы занятым он ни оказался. По окончании каждого намеченного дела можно выключать участки мозга, как выключают свет в комнатах оставляемой квартиры, и постепенно в голове начинает ощущаться блаженная пустота, которая заполнится потом совсем новыми, приятными и не слишком серьёзными заботами.
Однако одна оставшаяся забота была серьёзной. Это – покрышка. Он всё отложил на последний день перед выездом, не учтя, что это будет суббота. Одна станция была закрыта, в другой не работало именно вулканизационное отделение, где монтировались покрышки, в третьей этим занимался хилый и неопытный мальчик, который беспорядочно стучал молотком по боковине, не зная, что делать с упрямой покрышкой. Пока всё это выяснилось, искать другие станции было уже поздно.
Эмиль вернулся домой и, загнав свой "Москвич" в угол двора, решил впервые тщательно рассмотреть стоящую на нём дефектную покрышку и определить степень её надёжности. И тут обнаружилось самое худшее. Затолкав палец в трещину на внутренней боковине, он вдруг нащупал гладкую и упругую поверхность камеры. Дыра в покрышке была сквозной! Почему он не выяснил это раньше? Такое колесо может лопнуть в любую минуту, ехать с ним нельзя. От ощущения вздувшейся под пальцем ничем не защищенной камеры ему даже сделалось нехорошо, как если бы он, взглянув на свою неожиданную рану, увидел белеющую кость.
Читать дальше