Антоний Оссендовский - Ленин

Английские и французские товарищи с восхищением рассматривали единственную площадь и три чистые улицы столицы, отреставрированные дома и магазины, переполненные заграничными товарами, красивый Кремль и декоративные фабрики, показываемые наивным гостям болтливыми комиссарами.

Не могли они прийти в себя от изумления, слушая в ярко освещенном Большом Театре оперы с гениальным Шаляпиным, поющим главные партии, или уплетая в великолепных ресторанах икру никогда не виданных рыб, рябчиков и попивая шампанское.

– Мой Бог! – возмущались англичане, приглашенные Лениным на банкет. – Какие поклепы возводят буржуи на коммунистов, которые в течение нескольких лет сотворили в стране такое небывалое благосостояние и порядок! Эти сэндвичи с рябчиком и икрой отменны! I am fed up 26, но съем еще один!

Между тем, когда в бокалы дорогих гостей с Сены и Темзы щедро подливали шампанское марки Moеt et Chandon из дворцовых подвалов, один из вагонов, везущих бездомных детей в Харьков, подъезжал к Курску.

Морозная лунная ночь окутала таинственной мглой тянущиеся около железнодорожного полотна поля, покрытые снегом. Стучали колеса вагонов и скрежетали рельсы. Бледный голубой свет пробивался через щели стен и откинутый железный ставень, закрывающий оконце под потолком.

В вагоне было тихо…

Во мраке лежали неподвижные тела. Закутывались в клубок, нежно прижимались друг к другу, сплетались ногами и руками, втискивали головы под лохмотья, поджимали колени под подбородок, совали пальцы в рот. Никто не поднимался с места, никто ничего не говорил, не вздыхал, не жаловался, не плакал и не стонал.

В течение этих пяти дней езды в холодном вагоне, скрежещущем и скрипящем, все слова были сказаны, прозвучали все вздохи и унеслись в небо. Жалобы, содержащиеся в отчаянном рыдании и в безумных стонах, упали с остывающих губ, потрескавшихся от мороза, и замерзли вместе с телами.

Наконец, локомотив заревел долго и тревожно и остановился.

Какие-то люди с фонарями подбежали к темному вагону. Сорвали пломбу и открыли двери.

– Гей, выходите! – закричал пожилой железнодорожник с усами, покрытыми проседью и сосульками льда. – Вагон расхлябался до основания. Дадим другой…

Никто не отвечал, никто не пошевелился. Они светили фонарями, тянули лежащих за руки и ноги. Пассажиры красного вагона оставались неподвижными, окостеневшими и молчащими.

– Замерзли? – шепнул железнодорожник с сосульками на усах.

– Замерзли… – повторили другие и со страхом начали креститься, шепча: «Вечное царство им небесное дай, Господи!».

В данный момент в белом зале Кремля поднялся французский социалист и, поднимая над головой бокал с шампанским, воскликнул звучным высоким голосом:

– Да здравствует диктатура пролетариата! Да здравствует товарищ Ленин и его стойкие сотрудники! Они являются апостолами новой справедливости и лучистого счастья всего человечества. Да здравствует Совнарком!

Ленин, веселый и любезный, кланялся на все стороны. Товарищ Лилина кокетливо смотрела на говорящего. Все были тронуты и счастливы, чувствуя, что новая страница в истории будет написана мудрой и полной любви ко всему миру рукой.

Даже холодные англичане поднялись и все сразу с чувством крикнули:

– Ура! Ура! Ура!

Железнодорожники на вокзале в Курске выносили из вагона замерзшие трупы детей и бросали их на перрон. Головы глухо ударялись о доски и камни.

Курск. Фотография. Начало ХХ века

Семья Болдыревых вела работящую жизнь, окруженную уважением крестьян и комиссаров. Хотя инженеры и госпожа Болдырева не вмешивались в жизнь деревни, это, однако, угрожало им разными неожиданными опасностями.

Деревня начала действовать; сначала пассивно, позже активно сопротивлялась распоряжениям и декретам властей, разрушающих остатки благосостояния и порядка.

Как и прежде, посещали деревни и маленькие усадьбы странствующие неизвестные бродяги и старые нищие, разнося мрачные и тревожные вести; так теперь прибывали серьезные хозяева или деревенская молодежь. Останавливались у крестьян под видом обмена скота на хлеб или посещая знакомых дорогой в Москву, куда ехали на съезды или по служебным вопросам.

Тайком собирались хозяева, шептали им на ухо секретные слова, убедительные и возбуждающие воодушевление и непримиримость. Все чаще удавалось слышать восклицания: