Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

День, когда приходит письмо, – счастливый день для Ицхака, как один из первых дней его сближения с Соней; только в те первые дни он упрекал себя в глубине души, а теперь он спокоен, и если чувствует он волнение в душе, то облекает его в слова и пишет ей. И хотя Ицхак, наш товарищ, не привык писать, иногда он находит нужное слово на кончике пера, и, когда он переносит его на бумагу, слово это приносит покой его душе и отдохновение телу. Вспоминает Ицхак все чудесные часы, проведенные с Соней, и чувствует страстное желание увидеть ее; а потом вспоминает ужасные часы, выстраданные в последнее время, и успокаивается, как будто нет никакой разницы: здесь Соня или нет здесь Сони.

Со временем сократились ее послания. Он писал ей длинные письма, она отвечала ему вкратце. Писал ей коротко, не отвечала ему ничего. Писал ей: «Почему ты меньше пишешь мне?» Отвечала ему: «Что я тебе напишу? Новое не наступило, а старое устарело».

И он тоже стал меньше писать. Хочет написать много, а пишет мало. Хочет написать немного и не пишет ничего. Иногда сочиняет для нее в душе длинное письмо, но как только садится за письмо, видит, что не о чем писать. Неделя приходит и неделя уходит; ни он не пишет ей, ни она – ему. Несмотря на то что они оба поступают одинаково, то есть оба не пишут, сетует он на нее за то, что она прекратила писать первая, ведь ей это ничего не стоит: приходит на почту, берет бумагу и чернила и пишет на одной ноге безо всякого труда, не то, что он, – он должен привести мысли в порядок и успокоиться. Когда прошло несколько недель без письма от нее, вспомнил он те послания, что она присоединяла к своим письмам, и подумал, что, может, она обручилась или просто заинтересовалась одним из претендентов на ее руку. Странная сила дана этой девушке: делает все, что ей вздумается, и не чувствует укоров совести. Понимал Ицхак, что надо бы ревновать – и не ревновал. Неужели ему все равно? Неужели найдется человек, который видит, что его суженая отдана другому, – и молчит? Человек может терпеть страдания и даже радоваться им, чтобы сбросить лишний вес, но видеть свою суженую с другим и молчать?! Не каждый человек может вынести это.

Однажды приехал один его знакомый из Яффы в Иерусалим и передал ему привет от Сони. Ицхак не спросил его, наказала ли Соня передать ему привет или он сделал это сам по себе. И прощаясь с ним, Ицхак не передал ей привет. Когда тот ушел, сидел Ицхак и злился: этот человек, у которого нет с Соней ничего общего, живет в одном городе с Соней, а я – сижу здесь, далеко от нее. Пришло ему в голову, что нужно поехать в Яффу. А так как не ясно ему было, что он ищет там, это только раздразнило его. Наконец, спустя некоторое время, начали его мысли проясняться, приходить в порядок, и каждая мысль нашла себе выражение – только они разделились и стали спорить друг с дружкой. Одна говорила: «Поезжай в Яффу и разруби все узлы», а вторая говорила: «Нет, наоборот, затяни их». А третья насмехается и говорит: «Пока не утек песок из Яффы – лети туда , и набери полную горсть песка , и сплети себе веревку , и привяжи ею твою Соню, чтобы не оторвалась от тебя вовек». Когда Ицхак представлял себе, как он приезжает в Яффу и стоит перед Соней, он не чувствовал себя наверху блаженства, но ощущал себя человеком, которого принуждают сделать то, что он не в силах сделать. Понимал Ицхак смутно, что источником его силы является любовь других к нему, а когда любви этой нет, любая мелочь может сокрушить его. Поэтому он боялся появиться перед Соней и оставил этот вопрос повисшим в воздухе.

Душевный покой преобразил внешний облик Ицхака. Никогда в жизни «не было надменно сердце его, и не возносились глаза его» [58], но, когда пришел он к этому состоянию, появилась в его глазах кротость, как у человека, подошедшего к некоему итогу после тяжелой внутренней борьбы, и в его облике появилась сдержанность, заметная и в походке, и в разговоре, и в голосе. Как-то раз задержал на нем Блойкопф взгляд. Сказал ему: «Что это, Кумар, ты так переменился?» Еще как-то раз посмотрел Блойкопф на него и сказал: «Есть в тебе что-то особенное, но я не знаю, что это. Жаль, что ты не родился художником, однако ты можешь научиться превращать ремесло в искусство». Начал он обучать Ицхака изготовлению вывесок. Нашелся у Ицхака достаточный повод, чтобы не ехать к Соне в Яффу, и появилось у него новое ремесло.

Уже в первый день, как только пришел Ицхак к Блойкопфу отнесся к нему Блойкопф, как к брату. Теперь, когда тот превратился в его ученика, стал относиться к нему по-братски вдвойне. Ощутил Ицхак вкус дружбы, как в те дни, когда он был с Рабиновичем. Ицхак не сравнивает Блойкопфа с Рабиновичем и Рабиновича с Блойкопфом, ведь Рабинович, даже если ему нечем заняться, человек действия, а Блойкопф витает в высших мирах даже в то время, когда что-то делает. Тем не менее есть нечто, объединяющее их, – это любовь к ближнему и чувство товарищества, доходящее до самопожертвования.