Шмуэль-Йосеф Агнон - Рассказы о Бааль-Шем-Тове

(Кеѓаль хасидим ге-хадаш, 17)

Однажды ехал святой Старец, прозываемый всеми Шполер Зейде [168], да будет благословенна память святого и праведника, с одним стариком, что еще знавал Бешта. По дороге сказал святой Старец тому старику: «Поелику вы хорошо знали Бешта, не откажите, расскажите о нем какую-нибудь историю». И рассказал старик историю, пришедшую ему на память, о том, как однажды, в Йом Капур, после утренней молитвы приблизился Бешт к святому учителю рабби Зеэву Куцесу, да будет благословенна память святого и праведника, и что-то прошептал тому на ухо. А солнце в тот день сильно пригревало, во время же молитвы неила* небо затянулось тучами, и отмолившись и закончив неилу и маарив, не могли освятить луну*, ибо облако было весьма плотным. Бешт же произнес гавдалу* над бокалом [вина] и перекусил чем-то, так же сделали и святые его ученики. И возрадовались ученики великой радостью и пустились в пляс, по святому своему обычаю, так что и Бешт стал плясать с ними, пока один из учеников не заметил, что святого учителя рабби Зеэва Куцеса нет среди них. И спросил: «Где рабби Зеэв?» Бешт же сделал вид, будто не заметил. Затем ушли они оттуда и легли спать, каждый на своем месте. И пришел святой учитель рабби Зеэв, и постучал в к окошко святому учителю своему Бешту, и сказал ему: «Рабби, вставайте, освятим луну, ибо рассеялись тучи». И встал Бешт и все ученики его, и освятили луну в превеликом веселии. А после освящения луны возрадовался Бешт и ученик его, святой учитель Зеэв Куцес, и в великом веселии пустились в пляс, и все ученики плясали с ними вместе, ибо поняли, что сие было чудом. И стал им рассказавать Бешт, согласно святому обычаю своему всегда по окончании Йом Кипура рассказывать им, что делалось в этот день в высших мирах, и сказал им, что во время молитвы шахарит известили его, что наверху весьма недовольны им, и что вскоре вынужден он будет покинуть этот мир, и знак дадут ему: во время молитвы неила небо затянет тучами, и не смогут они освятить луну, а посему он шепнул все это на ухо святому учителю рабби Зеэву, и святой учитель рабби Зеэв так усердствовал в молитве, что сумел свершить благо учителю своему. Когда закончил старик свой рассказ, сказал ему святой Старец: «По истории видно, что она правдива, ибо правда всегда явственна». ( Маасийот у-маамарим йекарим , 19)

Однажды велел Бааль-Шем-Тов, да будет благословенна его память, учителю рабби Зеэву Куцесу, да будет благословенна его память, учить смыслы трубления в шофар [169], ибо он будет должен указывать порядок трубления в шофар [170]в ближайший праздник Рош ѓа-Шана . И стал учить рабби Зеэв смыслы трубления в шофар, и выписал их на бумажку, чтобы подглядывать в нее, указывая порядок трубления, и сунул ту бумажку себе за пазуху. Когда подошло ему время указывать порядок трубления, стал искать бумажку там и сям, и нет нигде, и не знал, как управиться с порядком. И стало ему очень плохо. И зарыдал он горько с разбитым сердцем и указал порядок просто, как написано, без всяких смыслов. После этого сказал ему Бааль-Шем-Тов: «Во дворце Царя много залов и чертогов, и для каждой двери особой ключ, но надежней всех ключей топор, ибо им можно отворить все запоры на всех дверях. Смыслы – это ключи, для каждого входа особый смысл, но разбитое сердце – это топор. Когда воистину разобьет свое сердце человек пред Господом, да будет благословен Он, сможет войти во все врата в чертогах Царя Царей – Пресвятого, благословен Он».

( Ор йешарим )

Учитель рабби Давид Пуркес, благословенной памяти, обычно вел у Бешта, благословенной памяти, молитву Коль нидрей *, а учитель рабби Давид из Миколаева вел молитву мусаф , Бешт же, благословенной памяти, вел молитву неила . И рабби Пуркес всегда вкушал разделительную трапезу [171]у Бешта, благословенной памяти. Однажды, когда подали цимес [172], Бешт лишь чуть попробовал его и поставил все блюдо перед учителем и господином нашим рабби Давидом, и тот смекнул, [что сие для того,] чтобы он наелся цимеса досыта, и съел, сколько мог, и отодвинул от себя блюдо, а Бешт снова поставил перед ним [это блюдо], и поел рабби Пуркес еще и отодвинул от себя. А Бешт в третий раз поставил перед ним. И тот был вынужден есть еще. Пока утроба была открыта, не слишком ощущал, что переел. После застольного благословения пошел Бешт, благословенной памяти, к себе в комнату, рабби Давид же встал из-за стола и почувствовал такую телесную тяжесть от обильной пищи, что даже страдал, и пошел, и встал на пороге комнаты Бешта, и плакал навзрыд. Подошел к нему Бешт и сказал ему: «Давид, отчего ты плачешь?» Сказал ему: «Вы велели мне есть много цимеса, а теперь я чувствую великую тяжесть, как же я встану на молитву, чтобы произнести Коль нидреи?» Положил Бешт, благословенной памяти, руку свою ему на плечо, подержал так примерно две минуты и сказал ему: «Иди, больше ничего не бойся». И пошел учитель и господин наш рабби Давид домой и тайком рассказал домочадцам, что вся пища в кишках у него переварилась и что он по-настоящему голоден, только стыдно ему теперь сесть за стол.