Осип Мандельштам - Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)

Такая игра с прошлым была не только шутливой: как символизм опирался на свою связь с иными мирами, так акмеизм опирался на связь с предшествующими земными культурами. Для символизма вершиной искусств была музыка; акмеизм относился к ней с осторожностью, но ОМ посвятил ей три восторженные стихотворения. В «Утре акмеизма» он пишет «Как убедительна музыка Баха! Какая мощь доказательства!», а в стих. Бах, наоборот, именно это ставится под вопрос, а возвеличиваются несговорчивость, гневность и эмоциональное ликование его музыки ( «Исайя, ликуй!» – хорал, исполняемый при венчании; на досках в лютеранских храмах обозначались псалмы, исполняемые в этот день). Ода Бетховенувся представляет собой апофеоз не рационального Аполлона, а иррационального (прямо названного) Диониса и построена на реминисценциях из статьи заклятого символиста Вяч. Иванова «Ницше и Дионис» – это потому, что христианская культура есть свобода, «радостное богообщение», и никакой Дионис ей не страшен (см. статью ОМ «Скрябин и христианство», там же и «белый мажор синайской славы» ). Из жизни Бетховена упоминаются знаменитая глухота, фламандское происхождение (особо подчеркивавшееся в связи с войной 1914 г.; ритурнель – зачин танца), забота о пенсии с князей, отказ его исполнителя (Ромберга) играть свою партию; жертвы пламя – «Жертвенная песнь» для хора с оркестром ( скиния – библейский шатер с ковчегом завета); неизвестный Бог – Деян. 17, 23. Отмечалось сходство строф 1–2 с картинами Р. Эйштедта «Бетховен за работой» и Ю. Шмида «Бетховен на прогулке». Третий композитор, Шуберт, впоследствии часто упоминаемый у ОМ, впервые появляется в стих. «В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа…» – о концерте О. Н. Бутомо-Названовой 30 декабря 1917 г.; упоминаются романсы Шуберта «Прекрасная мельничиха» на слова В. Мюллера, «Лесной царь» на слова Гёте и «Двойник» (с перебоем ритма «Это двойник… », как в подлиннике) – на слова Гейне «Du, Doppelgänger! du, bleicher Geselle!» («Ты, мой двойник, мой бледный товарищ!») – в одном из автографов эти слова поставлены эпиграфом, в другом стихотворение озаглавлено «Шуберт».

Преемственность культуры прямее всего выражена в стих. «Я не слыхал рассказов Оссиана…»; Оссиан – легендарный кельтский певец (бард), от чьего имени в XVIII в. Дж. Макферсон сочинил сборник лироэпических сказаний; ему подражали в нач. XIX в., его преемником считал себя юный Лермонтов. Скальды – скандинавские певцы, их часто смешивали с бардами. Стих. «Есть ценностей незыблемая скала…»( скала – шкала) посвящено полузабытому драматургу В. А. Озерову (1769–1816), чья патриотическая трагедия «Димитрий Донской» была с шумом поставлена в Театре им. В. Комиссаржевской в 1914 г.; посох в скинии – жезл первосвященника Аарона, процветший перед ковчегом в знак его старшинства (Числ. 17, 1–10). А. П. Сумароков (1717–1777), законодатель русской драматургии XVIII в., традиционно считался ничтожеством с карамзинских времен; в 1935 г. литературовед С. Рудаков, товарищ ОМ по воронежской ссылке, объяснил ему, что это не так, и ОМ вычеркнул это стихотворение из своей книжки 1928 г. Последний луч трагической зари – ср. о «невозможности трагедии в современном русском искусстве» («Письмо о русской поэзии», по поводу И. Анненского). Еще более трагический культурный разрыв – в стих. «Я не увижу знаменитой «Федры»…»о невосстановимости «Федры» Расина (1677), которую ОМ в это время начинал переводить; Как эти покрывала мне постылы – одна из первых фраз Федры при появлении на сцене, Мельпомена – муза трагедии. Федра, жена афинского царя Тезея, влюбилась в своего пасынка Ипполита, была им отвергнута и покончила с собой, оставив Тезею записку, будто Ипполит хотел ее обесчестить; Тезей проклинает пасынка, и тот гибнет. На эту же тему следующее стихотворение, «– Как этих покрывал и этого убора…», построенное по образцу античных трагедий как чередование реплик-двустиший Федры и ответного пения хора прислужниц ( Трезена – город, где происходит действие «Федры»). Первые два двустишия Федры являются переводом или переосмыслением стихов Расина, третье оригинально ( солнце запятнала – потому что Федра приходится внучкой богу Солнца; из чистого фиала – потому что у Расина она отравляет себя). Образ любовью черною… восходит к Расину (une flamme si noire, si noirs amours и пр.), но ни черного солнца, ни ночного солнца (см. «Скрябин и христианство» с непонятным образом «Федры-России») у Расина и его образца Еврипида нет, ОМ смонтировал их сам, опираясь на Нерваля, Гейне, Брюсова, пророка Иоиля и др. столь же разнородные источники. Можно заметить, что черное солнце обычно обозначает злую страсть или смерть, а ночное солнце (напр., в стих. «В Петербурге мы сойдемся снова…», «Когда в теплой ночи замирает…») – свет, который на время скрывается и потом опять восходит, напр., искусство.