Мариам Ибрагимова - Мой дядя Пир-Будаг

Если бы он не прятал гостинцы, конфеты и фрукты уничтожал бы за меня мой дядя Пир-Будаг.

Огромная шуба моего дедушки также служила мне надежным убежищем как от холода в зимние дни, так и от преследователей, о которых я расскажу позже.

Моя бабушка Загидат была полной хозяйкой в доме и подчинялась только дедушке. У дедушки было четыре сына: Рашид, Мурад, Арслан-Бек и Пир-Будаг.

Старший, Рашид, жил с отцом. Он был хлеборобом и слыл силачом, в ауле никто не мог побороть его. Камень-диск в местных соревнованиях он забрасывал дальше всех.

У дяди Рашида было две жены: Райганат и Хадижа. Обе они были бездетны.

Дядю Рашида убил молодой односельчанин Чулан за то, что мой дядя дал оплеуху этому невежде, сыну богача, который не уступил место на годекане бедному старику. Через несколько дней, когда дядя Рашид поехал в окружной центр на базар, Чулан выследил, выстрелил в него и удрал куда-то.

Пуля попала в живот. Раненного привезли домой. Неделю он мучился, а потом умер. Местные знахари ничего не могли сделать, докторов тогда не только в нашем ауле, но даже в окружном центре не было.

Отец и мать убийцы, узнав о смерти дяди Рашида, прибежали к нам, легли на пол, обнажали шеи и сказали:

– Зарежьте нас вместо жертвенных баранов…

А мой дедушка сказал:

– Встаньте и уходите с Богом. Видно, так суждено. Не будем спрашивать с невинных. Настанет час возмездия, и с помощью Аллаха убийца заплатит кровью за кровь.

Жены дяди Рашида – Райганат и Хадижа – не ушли из нашего дома. Они решили до конца дней сохранить верность покойному.

И час отмщения наступил. Чулана разыскали наши родственники.

Зимой он скрывался в одном из сел, расположенных недалеко от губернского городка, в котором жил мой отец. Летом Чулан прятался на вершине одинокого утеса, огромным уступом висящего над рекой. Где-то под тем гранитным уступом была пещера, доступ к которой был только с одной стороны по крутой козьей дорожке.

Канлы-Чупан (кровник) нанял себе охранника – старого русского отставного солдата. Тот страж отлучался от своего хозяина очень редко и лишь в дневное время. Кому-то из наших родственников удалось подкупить солдата-охранника. Солдат убил Чулана, сбросил его вниз с утеса, а сам скрылся.

Когда к дедушке прискакал из города гонец с вестью об отмщении за смерть Рашида, дедушка велел зарезать барана и устроить «гиргечь», вернее «бир течь», что по-тюркски означает «одна ночь».

В ту ночь в наш дом сошлись все близкие и дальние родственники. Готовили пиршество. Женщины надели свои лучшие наряды. Мужчины расселись в кунацкой, а женщины с огромными подносами на головах – на них стояли яства – стали водить хороводы, кружась по комнате и распевая старинные песни. Потом поставили подносы перед мужчинами и снова начали петь хором.

До утра длилось торжество кровомщения.

Второй сын дедушки – мой отец Мурад – сразу после женитьбы переехал с женой в город и там обосновался, открыв лудильную мастерскую.

Третий сын – дядя Арслан-Бек – был человеком разносторонним. Помимо хлеборобского дела и лудильного ремесла он с отроческих лет увлекался джигитовкой, стрельбой и фехтованием. Высокий, стройный, черноусый и черноглазый красавец считался нарушителем спокойствия девиц.

Он тоже в юности уехал в город на заработки. Там примкнул к революционным рабочим, вступил в социал-демократическую партию, потом стал большевиком, а в годы революции и гражданской войны командовал отрядом красных партизан.

Мой дядя Арслан-Бек был настоящим горцем, пятиборцем. В те времена специальных физкультурных институтов не существовало, а если бы они и были где-то, вряд ли бы кто-нибудь из наших мужчин стал терять годы, чтобы специально обучаться верховой езде, стрельбе, бегу, плаванию и фехтованию. Этому горцы обучали своих детей с мальства в силу необходимости. Нашим транспортом в горах были лошади, на которых ездили и мужчины, и женщины, и дети, и старики. А молодые люди обучались джигитовке, стрельбе, бегу и плаванию сами. В свободное время в ауле устраивали состязания. Вместо шпаги они пользовались шашкой и кинжалом.

Мой дядя Арслан-Бек был большим любителем и знатоком лошадей. Его кабардинский скакун считался лучшим в ауле.

Дядя говорил, что лошади и собаки – самые умные из домашних животных, и что обижать их нельзя. Он даже разговаривал со своим конем, и конь понимал его – отвечал ржанием.

Если дяде Арслан-Беку нужно было позвать своего скакуна, он закладывал два пальца в рот, издавал свист, и конь, отозвавшись громким ржанием, спешил к хозяину.