Жан Ануй - Коломба

Коломба (резко). Мне неприятно, когда вы плохо говорите о Жюльене.

Арман.Почему?

Коломба.Потому что он настоящий мужчина.

Арман.Знаю, знаю, душенька. И женщины обожают настоящих мужчин… Без них они не могут играть свою игру. А вот с таким шалопаем, как я, все эти великолепные качества бесполезны… Признайтесь же, что это было бы скучно! Но как вы там ни играйте с настоящим мужчиной, вы убедитесь, что приятно и другое…

Коломба.Что именно?

Арман.Такие мужчины, как я. Те, которые знают, что к чему… Можно на минутку сложить оружие, шлепать в ночных туфлях… Не ходить вечно с оскорбленной миной, а смеяться, когда захочется… Как, должно быть, обременительно вечно быть женщиной! Я вам говорю это только потому, что мы здесь все свои!

Коломба (хохочет). Вы ужасны, Арман!

Арман (тихо). Не ужаснее вас, душенька! (Отходит.) Ну, давайте повторим в последний раз эту сцену, пока еще наши знаменитости не явились.

Коломба.Как вам угодно. (Становится на место.) А если Дюбарта застанет меня в ваших объятиях?

Арман.В любом случае пощечину ему дам я.

Коломба (начинает). «А если, сударь, я скажу, что люблю вас?»

Арман.«Я не поверю».

Коломба.«А если я скажу, что очень страдаю?»

Арман.«Да полноте, с такими глазками и страдать!»

Коломба.«Откуда вам знать, что говорят мои глаза, если вы ни разу не заглянули в них».

Арман.«Ну вот, я гляжу в них». (Встает, заключает ее в свои объятия и вдруг шепчет.) Демон! Скверный маленький бесенок! (Смущенно разжимает объятия; как-то по-детски мило – эта детскость еще отчасти сохранилась в нем вопреки цинизму.) И все-таки постараемся не причинять слишком сильной боли Жюльену.

Стоят рядом, не смея взглянуть друг на друга.

Занавес

Коридор, куда выходят артистические уборные, тот же, что и в первом действии, но публике он виден, с другой стороны. Дверь уборной мадам Александры теперь в левой кулисе, а уборная Коломбы выходит направо.

Мадам Жоржсидит на стуле в коридоре на том же самом месте. Жюльеншагает по коридору взад и вперед. Он в военной форме – в ярко-синей шинели с отогнутыми полами, в красных солдатских штанах, в кепи с помпоном, с винтовкой.

Жюльен (открывает дверь уборной). Это ее уборная?

Жорж.Да.

Жюльен (захлопывает дверь). И дома тоже никого нет.

Жорж.Нужно же было явиться без предупреждения! Вас не ждали, мсье Жюльен.

Жюльен.Нам дали отпускную на двадцать четыре часа, потому что у нас генерал сменяется. Я не успел предупредить.

Жорж.Ну вот видите! А новый помягче прежнего будет?

Жюльен.Думаю, один другого стоит.

Жорж.Только не дерзите ему, мсье Жюльен. Надо со всеми говорить вежливо.

Жюльен.Успокойся, Жорж. Солдату весьма редко выпадает случай быть невежливым с генералом.

Жорж.А все-таки не следует быть смутьяном. Когда встретитесь с ним, мсье Жюльен, непременно снимите кепи.

Жюльен.Богатая мысль! Да он велит меня расстрелять.

Жорж.Неужто они такие строгие? С вами никогда не знаешь, на смех вы говорите или нет.

Жюльен.И с ними тоже. Лучше уж я буду отдавать ему честь по всей форме. А она даже обедать не приходила?

Жорж (машет рукой). Сами знаете, какая у актеров жизнь. Трудно своим временем располагать.

Жюльен.В доме была какая-то женщина. Золовка консьержки, которой она платит, чтобы та вечерами присматривала за малышом.

Жорж.Значит, мсье Жюльен, беспокоиться вам нечего, у ангелочка все, что нужно, есть. Тут уж ничего не скажешь – мадам Жюльен прямо образцовая мать: все свои гроши на него тратит. Вот недавно купила ему бурнусик шелковый с ручной вышивкой, должно быть, франков шестьдесят отдала! А вы знаете, ей жалованье повысили!

Жюльен.Уже?

Жорж.Теперь платят десять франков в день. Надо сказать, что в репризе у нее теперь роль куда длиннее: целых двадцать три строчки. Для дебюта прекрасно! Сколько всего произошло за эти три месяца, что вас не было!.. Мадам Жюльен вам писала?

Жюльен.Не слишком часто.

Жорж.Сначала «Женщина и змея», ну и провал был, ужас! Мсье Наш Дорогой Поэт с горя захворал. Они с Мадам такого друг другу наговорили… Я прямо со стыда сгорела! Такие люди, знаменитости, и чтобы подобные гадости говорили, просто не верится… В конце концов они подрались в ее уборной, как грузчики. Она ему закатила оплеуху, а мсье Наш Дорогой Поэт сорвал с нее парик! И все-таки пьеса выдержала только тридцать представлений. Я ему говорила: слишком уж много переодеваний в вашей пьесе. Да разве костюмершу послушают… А главное – я на репетициях не плакала. А раз я не плачу, редко, когда пьеса хорошо проходит. В конце концов они все-таки помирились. Мсье Наш Дорогой Поэт и Мадам решили отыграться на ихней «Маршальше любви». Когда у них что проваливается, они всегда «Маршальшу» ставят, потому что уж очень она большой успех имеет. Только три переодевания, зато все костюмы в стиле Людовика Пятнадцатого. А такой костюм меньше чем за десять минут не приладить.