Джорджетт Хейер - Тайные наслаждения

Никки, похоже, только сейчас заметил присутствие Элинор и, растерянно моргая, уставился на нее.

– Конечно! Здравствуйте, кузина Элинор! – сказал он. – Как вы здесь оказались? Я думал, вы лежите в постели! – Он с подозрением огляделся по сторонам. – Кажется, здесь произошло нечто чертовски необычное, о чем вы не намерены говорить мне!

– Никки, перестань дуться! Разумеется, я все тебе расскажу!

– Нет, ты не сделаешь этого! – поспешно заявил Джон.

– Вздор! Никки причастен к этой истории больше нас с тобой, и я полагаю, он имеет право узнать, каков ее конец.

– Чем меньше людей знают о ней, тем лучше. Все чертовски серьезно, Нед, но это так на тебя похоже – относиться к такому делу как к совершеннейшему пустяку!

Никки, покрасневший до корней волос, чопорно заявил:

– Если вы полагаете, что рассказывать мне все до конца небезопасно, можете не волноваться! Хотя я не понимаю, что вас тревожит, потому что это Гусси всегда выбалтывала секреты, а не я!

Сообразив, что ненамеренно задел чувства младшего брата, Джон раздраженно заявил:

– Никки, ради бога, перестань валять дурака! Такой балабол, как ты, может выболтать что угодно совершенно случайно! Однако же решать Неду! Мне больше нечего сказать. Дело в том, что бумаги нашлись, и Нед уверяет, что это Бедлингтон собрался продать их Бони, а Френсис всего лишь пытается вернуть их и замять скандал, если о краже станет известно!

– Бедлингтон! – ахнул Никки. – Бедлингтон ? Ничего себе! А я держал Баунсера подле себя все время, что он находился в Хайнунз, из страха, будто моя собака может укусить его!

Прошло немало времени, прежде чем Никки унялся и перестал засыпать их нетерпеливыми вопросами. Его удалось-таки уговорить отправиться наверх, дабы сменить заляпанные грязью тужурку и штаны из оленьей кожи на что-нибудь более подходящее для ужина в столовой. Поначалу юноша весьма скептически отнесся к умозаключениям Карлайона, однако его недоверие, скорее всего, объяснялось прочно укоренившейся неприязнью к Френсису Шевиоту, нежели какими-либо разумными возражениями. Никки уже готов был заклеймить Френсиса как предателя и, похоже, не желал смириться с тем, что того могут реабилитировать. А вот факт обнаружения Карлайоном меморандума в квадратном футляре часов, вновь всколыхнул в юноше обиду на брата. Никки не мог предположить, что его использовали, а он об этом даже не ведал. Теперь юноша смотрел на Карлайона с упреком и относился к нему с такой ледяной сдержанностью, что всем стало ясно: понадобится много времени, такта и сил, дабы вернуть ему обычное добродушие. Однако вскоре врожденная жизнерадостность взяла верх, и, когда его светлость догнал младшего брата на лестнице и взял под руку, сказав: «Не заморозь меня до смерти, Никки!» – юноша, слегка оттаяв, ответил:

– Должен сказать тебе, Нед, ты обошелся со мной чертовски несправедливо!

– Самым бессовестным образом, – повинился Карлайон.

– Как будто я не заслуживаю доверия!

– Полнейший абсурд!

– Откровенно говоря, я решил, что ты окончательно зарвался, Нед, и выказал себя ужасным эгоистом, помимо того, что влез не в свое дело, потому что с самого начала это было мое приключение, а не ваше, в конце-то концов! А потом ты еще отказался поделиться со мной особенно поразительным открытием!

– Словом, я – жалкий и презренный тип, – смиренно признал Карлайон. – Не понимаю, как ты терпел меня до сих пор. Но я попытаюсь исправиться и заслужить твое великодушное прощение.

– Нед! – гневно возопил Никки. – Такого умника, как ты, еще поискать! Хладнокровный нахал и тиран! Но если ты думаешь, что я настолько глуп, будто не понимаю, когда ты смеешься надо мной, то сильно ошибаешься!

– Никки, можешь ругать меня на чем свет стоит: я заслужил твои упреки! Однако на ужин у нас жареный гусь, и если ты опоздаешь…

– Ни за что! – вскричал юноша, моментально позабыв о своих обидах. – Правда? В таком случае, признаю́, что был неправ, когда отчитывал старину Баунсера, ведь если бы мне не пришлось в погоне за ним забрести сюда, я мог бы пропустить такое угощение!

Он помчался к себе переодеться и так спешил, что успел составить компанию остальным, когда они только рассаживались за обеденным столом. Пока в комнате находились слуги, разговор шел о всяких пустяках, хотя мысли собравшихся занимал, бесспорно, один-единственный вопрос, представлявший для них жгучий интерес, так что беседа поневоле выглядела несколько бессвязной. Но когда со стола убрали остатки гуся, а его место занял торт «Шантильи» [47], обложенный со всех сторон puits d’amour [48], и горячие сливки с мускатным орехом и хересом, Карлайон знаком показал дворецкому, что тот может уходить вместе со своими двумя помощниками. Не успела дверь закрыться за ними, как Джон, молчавший бо́льшую часть времени, угрюмо заявил: несмотря на все старания, он не может решить, как они должны поступить.