Ирвин Шоу - Нищий, вор. Ночной портье

– А французы вам нравятся? – спрашивала женщина.

– Более или менее, – ответил он. – А вам?

– Некоторые, – снова усмехнулась она.

Появился официант. Лицо его ничего не выражало – такие переходы от столика к столику он видел и раньше.

– La même chose? Un vin blanc? [4] То же самое? Белое вино? (фр.) – спросил Рудольф у женщины.

– А! – сказала она. – Вы говорите по-французски?

– Un petit peu [5] Немного (фр.). , – отозвался Рудольф. Он слегка захмелел и был настроен игриво. Сегодня вечер удовольствий, забав, красивых французских игрушек. Как бы ни развернулись события, дама убедится, что она имеет дело не с обычным американским туристом. – Je 1’ai etudiе´ à 1’е´cole [6] Я учил его в школе (фр.). . В средней школе. Как это сказать по-французски?

– Collège? Lycе´e? [7] В коллеже? В лицее? (фр.)

– Lycе´e, – с удовольствием подтвердил он.

Официант переступил с ноги на ногу, деликатно намекая, что вовсе не обязан весь вечер стоять и слушать, как американец пытается вспомнить, чему его учили в школе на уроках французского, чтобы поразить подцепившую его дамочку.

– Monsieur? – сказал официант. – Encore un cognac? [8] Еще коньяку? (фр.)

– S’il vous plaît [9] Пожалуйста (фр.). , – с достоинством отозвался Рудольф.

После этого они заговорили сразу на двух языках и вместе хохотали над французскими фразами, которые Рудольф с трудом выкапывал в памяти, рассказывая о пышногрудой учительнице французского языка у них в школе, о том, как считал себя влюбленным в нее, как по-французски писал ей о своей страсти, как однажды нарисовал ее обнаженной и как она отобрала у него этот рисунок. Женщина слушала его с удовольствием, поправляла ошибки, хвалила, когда он произносил без запинки больше трех слов подряд. «Если все французские шлюхи похожи на нее, – подумал Рудольф, – тогда понятно, почему проституция считается такой уважаемой профессией во французском обществе».

Затем женщина (он спросил, как ее зовут, оказалось – Жанна) посмотрела на часы и стала вдруг серьезной.

– Уже поздно, – сказала она по-английски, взяв в руки свою сумочку и журнал. – Я должна идти.

– Сожалею, если утомил вас, – отозвался он. Язык у него еле ворочался, и он с трудом выговаривал слова.

– Мне было очень приятно с вами, Джимми. – Она встала. Он сказал, что его зовут Джимми. Прикрылся чужим именем, чтобы его нельзя было выследить. – Но я жду звонка.

Он поднялся попрощаться. Теперь ему не придется спать с ней. При мысли об этом он почувствовал и облегчение, и сожаление. Поднимаясь, он пошатнулся и уронил стул.

– Чудес… Чудесно провел время, – запинаясь, произнес он.

– Где ваш отель? – нахмурилась она.

Где его отель? На мгновение перед глазами, как в тумане, возникла карта Франции.

– Где… мой отель? – Язык у него совсем не ворочался. – В Антибе.

– Вы на машине?

– Да.

– В таком состоянии нельзя садиться за руль.

Он сконфуженно наклонил голову. Наверное, сейчас она с презрением думает об американцах: вот приезжают во Францию, а сами напиваются так, что не в состоянии править машиной. И вообще ни на что не годятся.

– Я, собственно, не пью, – сказал он виновато. – Просто у меня был трудный день.

– Наши дороги опасны, особенно в темноте, – предупредила она.

– Особенно в темноте, – согласился он.

– Может, вы поедете со мной? – спросила она.

«Наконец-то», – подумал он. Как человек деловой, он должен был бы спросить ее, во сколько это ему обойдется, но после дружеской беседы за вином и коньяком подобный вопрос прозвучал бы неуместно. Еще успеется. И сколько бы ни стоило, он в конце концов может позволить себе провести ночь с европейской куртизанкой. Он был доволен, что припомнил такое слово – «куртизанка». И вдруг в голове у него прояснилось.

– Volontiers [10] Охотно (фр.). , – сказал он на ее языке, желая доказать, что владеет собой. И, громко позвав официанта: «Garcon!» – вынул из кармана бумажник. Бумажник он держал так, чтобы ей не было видно, сколько в нем денег. В подобных ситуациях, о которых он знал только понаслышке, следует быть осторожным.

Подошел официант и по-французски сказал, сколько с него причитается. Рудольф не понял и, смутившись, обратился к женщине:

– Что он сказал?

– Двести пятнадцать франков, – ответила она.

Он вынул из бумажника три купюры по сто франков и отмахнулся от слабых попыток официанта дать ему сдачу.

– Не надо давать на чай так много, – шепнула она, выводя его из ресторана.