Френсис Фицджеральд - Ночь нежна

– Ну, это, пожалуй, уж слишком, – перебил его Дик. – Ваш сын поступил к нам с диагнозом клептомания.

– Да, но откуда она взялась? – Теперь Моррис почти кричал. – Из-за пьянства, потому что пил по-черному. Вы знаете, что значит пить по-черному? Это когда кругом наступает чернота! Мой собственный дядя из-за этого угодил на виселицу, да будет вам известно. И вот я помещаю сына в лечебницу, а там от доктора разит спиртным!

– Я вынужден просить вас покинуть клинику.

– Просить? Меня? Да мы уже сами уезжаем!

– Будь вы чуть более воздержанны, мы бы могли сообщить вам результаты, которые дало к настоящему времени лечение. Но разумеется, при том отношении, которое вы продемонстрировали, дальнейшее пребывание вашего сына в клинике исключено.

– И вы смеете говорить мне о воздержанности?

Дик окликнул доктора Ладислау и, когда тот подошел, сказал ему:

– Не сочтите за труд, доктор, от нашего имени проводить пациента и его родственников.

Едва кивнув Моррису, он прошел к себе в кабинет, закрыл дверь и неподвижно замер, ожидая, когда они уедут – грубияны-родители и их хилый отпрыск-дегенерат. Нетрудно было предсказать, что семейка исколесит всю Европу, устрашая приличных людей своим беспробудным невежеством и бездонным кошельком. Когда караван исчез из виду, Дика гораздо больше занимал вопрос, насколько он действительно спровоцировал этот скандал. Он пил красное сухое вино за обедом и ужином, ублажал себя бокалом – чаще всего горячего рома – перед сном и иногда пропускал стаканчик джина среди дня – джин почти не оставляет запаха. В среднем получалось полпинты спиртного за день – многовато для его организма.

Преодолев соблазн самооправдания, он сел за стол и в качестве рецепта самому себе составил режим, согласно которому сокращал дневную дозу спиртного вдвое. От врачей, шоферов и протестантских священников – в отличие от художников, маклеров и кавалерийских офицеров – никогда не должно пахнуть алкоголем, но винил себя Дик только в неосторожности. Однако оказалось, что инцидент еще далеко не исчерпан, и это выяснилось уже полчаса спустя, когда Франц, взбодренный после двухнедельного отдыха в Альпах, вернулся в клинику, так соскучившись по работе, что погрузился в нее прежде, чем дошел до своего кабинета. Дик ждал его перед входом.

– Ну, как там Эверест?

– Напрасно шутите, при том, какие восхождения мы совершали, могли бы покорить и Эверест. Это уже приходило нам в голову. А как тут дела? Как поживают моя Кэте и ваша Николь?

– Дома и у вас, и у меня все в порядке. Но вот в клинике, Франц, сегодня утром произошла мерзейшая сцена.

– Как? Что случилось?

Пока Франц звонил домой по телефону, Дик бродил по его кабинету, а когда тот положил трубку, сказал:

– Родители Морриса забрали его из клиники – причем со скандалом.

Жизнерадостное выражение сползло с лица Франца.

– Я уже знаю, что он уехал – встретил по дороге Ладислау.

– И что он вам сообщил?

– Только то, что Моррис уехал и что подробнее все расскажете вы. Так что же случилось?

– Как обычно, несуразные претензии.

– Мальчишка-то был гнусный.

– Да уж, без анестезии лучше не приближаться, – согласился Дик. – Так или иначе, до того как я к ним вышел, его отец уже заставил Ладислау трепетать перед ним, как туземца перед колонизатором. Кстати, насчет Ладислау, Франц. Нужен ли он нам? Я бы сказал – нет, какой-то он недотепистый, ни с чем не может справиться.

Дик балансировал на грани правды, и это отступление ему было нужно, чтобы расчистить пространство для заключительного маневра. Франц, так и не сняв дорожного плаща и перчаток, сидел на краю стола.

– Одна из жалоб мальчишки, изложенных отцу, состояла в том, что ваш уважаемый соратник – пьяница. Старик – фанатичный поборник трезвости, а сынок вроде бы обнаружил на мне следы vin-du-pays [61].

Франц задумчиво выпятил нижнюю губу.

– Давайте вы подробно все мне расскажете позднее, – сказал он наконец.

– Зачем же откладывать? – возразил Дик. – Вы знаете, что я – последний человек, которого можно обвинить в злоупотреблении алкоголем. – Они сверкнули взглядами друг на друга, глаза в глаза. – Ладислау до моего появления позволил этому типу так разойтись, что мне оставалось лишь защищаться. Можете себе представить, как трудно было это делать в ситуации, когда в любой момент поблизости могли оказаться пациенты!

Франц снял перчатки и плащ, подошел к двери, открыл ее и сказал секретарю: