Пелам Вудхаус - Полная луна

– Гонялись? Садовники? Что, шайка?

– Нет, не все, какой-то один. Я не понял, но он не садовник, а влюблен в твою кузину Пруденс.

– Что?!

Фредди схватился за перильца свинарника; монокль куда-то улетел.

– Так Эгберт сказал. Странно… Гонялся бы тогда за ней. Вероника побежала к Гермионе, та вышла к нему, а он ей дал записку и полкроны. Этого я тоже не понимаю, – признался лорд Эмсворт. – У Гермионы куча денег.

– Прости, отец, – выговорил Фредди, – мне надо подумать.

Он медленно пошел по дорожке и довольно скоро увидел одну из тех скамеек, которые стоят то там, то сям в сельских усадьбах. Для человека с таким бременем скамейка – ничто, и он бы прошел мимо, если бы на ней не сидела Вероника. Когда он к ней приближался, надрывный всхлип рассек воздух, и он увидел, что кузина рыдает. Только это одно и могло увести его мысли от Листера. Он был не из тех, кто оставит деву в беде.

– Эй, Ви! – сказал он, кинувшись к ней. – Что с тобой?

Веронике Уэдж было нужно именно это. Она стала рассказывать, и вскоре добрый Фредди уже обнимал ее, а там и нежно, по-братски целовал, вздыхая и приговаривая: «Нет, это подумать!», «Ну, знаешь!», «Ужас какой» и т. п.

Неподалеку, за деревом, Типтон Плимсол чувствовал себя так, словно его метко ударили за ухом шкуркой от угря, набитой камешками.

Лорд Эмсворт прибыл в Лондон часов в пять и взял такси, чтобы ехать в клуб «Старых Консерваторов», где и думал остановиться. Генри Листер прибыл в то же время тем же поездом и направился прямо к Галли Трипвуду. С той минуты, когда леди Гермиона взорвалась, как бумажный пакет, он мечтал посоветоваться с умным, бывалым человеком. Да, тут уже никто не поможет – а все-таки человек, женивший Ронни на хористке при всех этих тетках, способен на чудо.

Достопочтенный Галахад стоял у входа рядом с машиной и болтал с шофером. Родственные обязательства были для него святыней. Он ехал в Бландинг, к Веронике.

Увидев Генри, он недоуменно поморгал, но тут же понял, что стряслась беда. Такой разум не обманешь.

– Господи, это Генри! – воскликнул он. – Что ты тут делаешь?

– Можно с вами поговорить? – спросил Листер, угрюмо косясь на шофера, чьи большие розовые уши встали как у жирафы.

– Отойдем немного, – предложил Галахад. – Ну, в чем дело? Почему ты не в замке? Неужели выгнали?

– Вообще-то да. Но я не виноват. Откуда мне знать, что она не кухарка? Каждый бы ошибся.

– Ты говоришь о моей сестре Гермионе?

– Да.

– Принял ее за кухарку?

– Да.

– И?

– Дал ей полкроны и записку для Пруденс.

– Теперь понятно. А она схватила пламенный меч и выгнала тебя из сада?

– Именно.

– Как же ты на нее напоролся?

– Она вышла сказать, чтобы я не гонялся за ее дочерью.

– Племянницей.

– Нет, дочерью. Такая лупоглазая слабоумная девица.

– Вот как? Это необычно, чаще ее называют богиней. А вообще так лучше. Не хватало тебе перекинуться на нее. Хорошо, если она тебе не нравится, почему ты за ней погнался?

– Чтобы передать записку Пруденс.

– А, ясно. Что же ты написал?

– Что я готов на все – бросить живопись, осесть в этом кабачке. Фредди вам говорил?

– Да, в общих чертах. Ну, можешь успокоиться. Я еду в Бландинг. Передам.

– Спасибо вам большое.

– Не за что. Значит, решился взять «Шелковицу»? Это умно. Очень верное дело. Приведешь все в порядок, усовершенствуешь…

– Вот и Пру говорит. Бассейны, корты всякие.

– Конечно, тут нужны деньги. С удовольствием бы дал, но я младший сын. Есть у тебя кто-нибудь на примете?

– Пру думала, лорд Эмсворт даст. Когда мы поженимся. Но я послал его к черту.

– Ну и что?

– Он обиделся.

– Все равно не понимаю.

– Вы не считаете, что мои шансы снизились?

– Конечно, нет. Кларенс ничего не помнит.

– Он меня узнает.

– Вспомнит, что где-то видел, не больше.

– Вы так думаете?

– Да.

– Зачем же вы заставили меня носить эту бороду?

– Из педагогических соображений. Каждый человек рано или поздно должен ее носить. Укрепляет дух. И потом, скажи спасибо, что Гермиона видела тебя с бородой. Теперь не узнает.

– Когда?

– Завтра.

– Почему?

– Ах, я не сказал? – спохватился Галли. – Все очень просто. Кларенс приедет ко мне насчет художника. Я представлю тебя. Понятно?

Генри хватал ртом воздух. Великую мудрость уважаешь, но с ней нелегко.

– Ничего не выйдет.

– Еще как выйдет! Дорогой мой, я близко общаюсь с Кларенсом больше половины века. Сомневаюсь я только в другом – сможешь ли ты выдержать то небольшое время, которое пройдет, прежде чем вы с Пруденс сбежите и поженитесь. До сих пор не выдерживал.