Пелам Вудхаус - Парни в гетрах

Тяпляп-Холл лишил Мордреда последней надежды. Он оказался одним из тех величественных сооружений, коими столь богата сельская Англия, строители которых, видимо, рассчитывали на семьи примерно из двадцати пяти членов и штат прислуги в сотню-другую. Словно слышишь, как они говорят себе: «Родной дом только тогда родной дом, когда там есть где развернуться». И вот было воздвигнуто это огромное царственное здание. Романтики при виде его думали о рыцарях в сверкающих латах, собравшихся в тот или иной крестовый поход. Личности практического склада прикидывали, во что обходится его содержание. А у Мордреда, когда он вошел в его двери, мучительно заскребло на душе, и он погрузился в неизбывное отчаяние.

Как, спрашивал себя Мордред, даже если он каким-то чудом когтями и зубами проложит путь в ее сердце сквозь всех этих Биффи и Гаффи, как он посмеет увезти Аннабель из подобного жилища? Разумеется, у него было вполне приличное состояние, и, вступив в брак, он без труда сможет сменить свою холостяцкую квартирку на что-нибудь помасштабнее – возможно, даже на фешенебельный особнячок, эдакий небольшой брильянт в пределах Мейфэр. Но после Тяпляп-Холла Аннабель, конечно же, даже в самом большом лондонском особняке будет ощущать себя сардинкой в консервной банке.

Вот какие черные мысли мелькали в мозгу Мордреда до, во время и после обеда. В одиннадцать часов он сослался на утомление после долгого пути, и сэр Мургатройд сам проводил его в предназначенную ему комнату, как гостеприимный хозяин желая собственными глазами убедиться, что его гость не будет ни в чем нуждаться.

– Очень разумно, что вы решили лечь пораньше, – сказал он со свойственной ему грубоватой сердечностью. – Столько молодых людей губят свое здоровье, засиживаясь за полночь. Теперь, полагаю, вы облачитесь в халат, выкурите сигарету-другую и в двенадцать погасите свет. Сигарет у вас хватит? Я распорядился, чтобы вас снабдили ими в достатке. Я убежден, что только в спальне можно покурить всласть. Никто не отвлекает, и все такое прочее. Если хотите написать письмо или еще что-нибудь, так бумаги предостаточно. А вот и корзинка для бумаг, предмет первой необходимости. Ну, спокойной ночи, мой мальчик, спокойной ночи.

Дверь за ним затворилась, а Мордред, как и было предсказано, облачился в халат и закурил сигарету. Однако, хотя затем он направился к бюро, в его намерение не входило заняться корреспонденцией. Его целью было запечатлеть на бумаге стансы, посвященные Аннабель Спрокетт-Спрокетт. Весь вечер он ощущал, как они рвутся наружу, и о сне нечего было и думать, пока организм от них не очистится.

Теперь настало время обрисовать поэтическое творчество моего племянника: он принадлежал к современной бесстрашной школе, твердой рукой покончил с экивоками и рифмами, а воспевал главным образом трупы и запахи варящейся капусты. Но теперь, когда балкон за стеклянной дверью серебрился в лунных лучах, он обнаружил, что в уме у него теснятся слова вроде «любовь» и «младая кровь», «очи» и «лунные ночи».

Скорбно выразив разочарование, он разорвал лист и, смяв, швырнул в корзину для бумаг.

Он швырнул лист в корзину и вскочил с приглушенным проклятием. Корзина для бумаг была уже почти полна, но поэтическое чутье твердило ему, что он все еще не достиг совершенства. И он понял причину. Нельзя рассиживаться в кресле и ждать, чтобы тебя осенило вдохновение, – надо метаться, вцепляться в волосы, хрустеть пальцами. Он хотел заметаться по комнате, но льющийся в открытое окно свет луны властно манил его, и он вышел на балкон. В каком-то прыжке внизу расстилался смутно озаренный, полный тайн газон. Подчиняясь порыву, он перемахнул через балюстраду. Волшебный прыжок! Подбодренная изменением окружающей обстановки, его Муза быстренько его обслужила, и он сразу понял, что на этот раз она попала в самую точку, показала товар лицом. Он покружил по газону, и у него сложились следующие строки: