Мэри Уэстмакотт - Хлеб великанов

Потом Нелл сказала Вернону, что ему следует съездить к матери, и он яростно взбунтовался:

– Не хочу, дорогая! Не желаю терять ни минуты нашего драгоценного времени.

Нелл продолжала настаивать, говоря, что Майра расстроится и обидится, если не увидит сына.

В итоге Вернон нанес краткий визит в Бирмингем. Мать хлопотала над ним, обильно поливала его «слезами радости и гордости» и повела к Бейтам. Он вернулся преисполненный сознанием собственной добродетели.

– Какая ты жестокая, Нелл! Мы потеряли целый день! Господи, меня чуть не утопили в слезах!

Ему сразу же стало стыдно своих слов. Почему он не может больше любить свою мать? Почему она всегда его так раздражает?

Вернон обнял Нелл.

– Я не то хотел сказать. Хорошо, что ты заставила меня поехать. Ты такая добрая, Нелл, – никогда не думаешь о себе. Как чудесно снова быть с тобой!

Она снова надела французское платье, и они отправились обедать, чувствуя себя образцовыми детьми, заслужившими награду.

Обед уже подходил к концу, когда Нелл увидела, что лицо Вернона внезапно стало напряженным и обеспокоенным.

– Что случилось?

– Ничего, – быстро ответил он.

Но она обернулась и увидела Джейн, сидевшую за маленьким столиком у стены.

На какое-то мгновение в груди у Нелл похолодело. Потом она беспечно сказала:

– Да ведь это Джейн! Пойдем поговорим с ней.

– Не хочу! – Нелл слегка удивила горячность его голоса. Он заметил это и быстро добавил: – Наверно, я глуп, но сейчас мне не нужен никто, кроме тебя. Ты уже закончила? Тогда пошли. Не хочу опаздывать на спектакль.

Они оплатили счет и ушли. Джейн кивнула им, и Нелл помахала ей рукой. В театр они прибыли за несколько минут до начала пьесы.

Позже, когда Нелл снимала платье, Вернон неожиданно спросил:

– Как ты думаешь, я когда-нибудь смогу опять сочинять музыку?

– Конечно. Почему нет?

– Не знаю. Просто мне вряд ли захочется снова это делать.

Нелл удивленно посмотрела на него. Вернон сидел на стуле, задумчиво глядя перед собой.

– Я думала, музыка – единственное, что тебя интересует.

– «Интересует»! Это слово ничего не объясняет. Она не интересует, а держит мертвой хваткой и преследует тебя, словно лицо, которое ты хотел бы забыть…

– Не надо, Вернон…

Она опустилась на колени рядом с ним, и он прижал ее к себе:

– Нелл, дорогая, кроме тебя, ничего не имеет значения. Поцелуй меня…

Но Вернон вскоре снова заговорил о музыке:

– Знаешь, пушки создают музыкальный рисунок. Я говорю не о звуке, который мы слышим, а о рисунке, который звук создает в пространстве. Наверно, это чепуха, но я знаю, что имею в виду. Если бы этот рисунок можно было ухватить…

Нелл отодвинулась от него. Казалось, соперница бросила ей вызов. Она втайне боялась музыки Вернона, хотя никогда в этом не признавалась.

Однако ночью Нелл торжествовала. Вернон – долго не выпускал ее из объятий, покрывая поцелуями.

А когда Нелл заснула, Вернон еще долго лежал, глядя в темноту и видя перед собой лицо Джейн и очертания ее фигуры в зеленом атласном платье на фоне алого занавеса в ресторане.

– Ну ее к черту! – пробормотал он, прекрасно зная, что ему будет нелегко избавиться от Джейн.

Лучше бы он никогда ее не видел!

Утром Вернон забыл о Джейн. Это был последний день его отпуска, который прошел до обидного – быстро.

Это походило на сон. Теперь сон подошел к концу. Нелл вернулась в госпиталь. Ей казалось, что она никогда оттуда и не уходила. Она отчаянно ждала письма Вернона. Наконец оно пришло – куда менее сдержанное, чем обычно, как будто цензуру отменили. Нелл носила его на груди, и химический карандаш оставлял следы у нее на коже. Она написала об этом Вернону.

Жизнь продолжалась как обычно. Доктор Лэнг отправился на фронт, и его заменил пожилой врач с бородой, который благодарил каждый раз, когда ему подавали полотенце или помогали снимать халат. Большинство коек пустовало, и свободного времени стало больше, но Нелл тяготило вынужденное безделье.

Однажды, к ее удивлению и радости, к ней пришел Себастьян. Он приехал домой на побывку и навестил Нелл по просьбе Вернона.

– Значит, ты видел его?

Себастьян кивнул – его воинская часть заняла место той, где служил Вернон.

– С ним все в порядке?

– Конечно!

Что-то в его голосе встревожило Нелл. Она стала допытываться. Себастьян озадаченно нахмурился:

– Это трудно объяснить, Нелл. Вернон всегда был необычным парнем – не любит смотреть фактам в лицо. – Он быстро продолжал, предупредив негодующее возражение Нелл: – Я имею в виду не то, что ты думаешь. Вернон не трус. Вряд ли этот везунчик знает, что такое страх. Я ему завидую. Но дело не в том. Ты ведь понимаешь, какова жизнь на войне – грязь, кровь и, что хуже всего, почти постоянный грохот. Если это действует мне на нервы, представляешь, каково Вернону?