Мэри Уэстмакотт - Неоконченный портрет

Наутро принесли письмо от Джима. Когда Селия увидела свое имя, написанное его почерком на конверте, ее щеки вспыхнули румянцем. Первое письмо от него…

Она торопливо разорвала конверт. Может, там она найдет те слова, которых он не сказал…

«Дорогая Селия, – писал Джим, – я опоздал к ужину. Старушка миссис Крей была недовольна, а старый мистер Крей сказал, что, мол, ничего страшного, пусть парень погуляет. Они очень милые, простые люди. Жаль, что у них такие отсталые представления о земледелии. Старик не прочитал ни одной книги по предмету и управляет фермой на манер своего дедушки, чем чрезвычайно горд. Ничего не поделаешь – идеи модернизации сельского хозяйства вечно принимаются в штыки, потому что в людях глубоко засел первобытный крестьянский инстинкт.

Мне, наверное, следовало тогда перед уходом поговорить с твоей матерью. Но я ей написал. Надеюсь, она не будет возражать, если я отберу тебя у нее. Я знаю, как сильно она к тебе привязана, но, кажется, против меня она ничего не имеет.

Если погода не подведет, я загляну в четверг. Если нет, тогда в воскресенье. До свидания. Любящий тебя Джим».

После писем Джонни де Бурга послание Джима не вызвало у Селии особенного подъема чувств. Она даже обиделась. Она могла бы полюбить Джима, если бы он был чуточку другим!

Разорвав письмо на мелкие клочки, Селия швырнула их в сточную канаву.

Джим, конечно, не умел покорять женские сердца. Он был слишком робкий и чересчур правильный молодой человек. Кроме того, Селия была не способна свести с ума юношу строгих правил. С опытной женщиной, которая увидела бы пикантность в его целомудрии, Джим, вероятно, добился бы больших успехов.

Их отношения с Селией стали неопределенно-размытыми. Раньше они были друзьями и легко чувствовали себя вместе. Теперь, утратив простоту товарищества, они ничего не приобрели взамен. Селия по-прежнему восхищалась характером Джима, скучала, когда он приходил, без него тосковала и бесилась от его писем. Единственным утешением Селии служило то, что мама была довольна.

Пришло письмо от Питера, которому Селия по секрету сообщила новости.

«Привет, Селия, – писал Питер. – Твой жених, судя по твоему рассказу, парень надежный и с головой. Ты ничего не пишешь о том, есть ли у него деньги. Надеюсь, что есть. Девушки не придают этому значения, но поверь, Селия, деньги значат очень много. Я старше тебя и повидал немало женщин, которые мучились, как на каторге, со своими неимущими мужьями. Я бы хотел, чтобы ты жила по-королевски. Ты не из тех, что должны зарабатывать на кусок хлеба.

О себе мне писать особенно нечего. В сентябре я приеду в отпуск и посмотрю, стоит ли он тебя или нет. Я сомневаюсь, что в мире есть мужчина, который заслуживает такой чести. Всегда твой Питер».

В предстоящем замужестве Селии больше всего нравилось то, что у нее будет такая замечательная свекровь. К ней вернулось детское обожание миссис Грант. Миссис Грант была по-прежнему прекрасна. Ее волосы поседели, но величавая грация, глубокие синие глаза, мелодичный голос и шарм были все те же. Миссис Грант знала, что Селия ее обожает, и ей было это приятно. Она одобрила решение молодых людей о шестимесячной помолвке и свадьбе через год. Джим, который очень любил мать, был рад, что Селия разделяет его чувства к ней.

Бабушка, в общем, тоже была довольна, хотя сочла нужным намекнуть Селии об опасностях, таящихся в замужестве. Она начала с несчастного Джона Годолфина, умершего от рака горла в медовый месяц, и закончила старым адмиралом Коллингуэйем, который «заразил жену нехорошей болезнью, а потом увлекся гувернанткой». В конце жизни адмирал приобрел привычку пугать горничных, выскакивая из-за дверей в чем мать родила. Они все потребовали расчет, и поэтому его бедная жена была вынуждена обходиться совсем без горничных.

Бабушка нашла Джима очень милым, но втайне была слегка разочарована. Что же это за молодой человек, который не пьет, не курит и краснеет, услышав анекдот? Признаться, ей были по душе более брутальные мужчины.

– И все же вчера я видела, как он подобрал с террасы щепотку гравия – оттуда, где ступала твоя нога. – Бабушка была оптимисткой.

Напрасно Селия пыталась объяснить, что Джимом двигал геологический интерес, – бабушка не хотела слушать.

– Это он тебе так сказал, детка. Но я-то мужчин знаю. Молодой Плантертон носил мой носовой платок у сердца в течение семи лет, а ведь всего лишь однажды увидел меня на балу.