Мэри Уэстмакотт - Разлука весной

Но она не знала. Не имела ни малейшего представления.

Какой-то страх, неотступная угроза.

Что-то такое, что было всегда, ожидало, и единственное, что ей оставалось, – это вилять, крутиться, вертеться…

Да, Джоан Скюдамор, сказала она себе, ты действительно ведешь себя очень странно.

Но такими разговорами ничему не поможешь. С ней, должно быть, что-то сильно не в порядке. Это не могла быть именно агорафобия (правильно она употребляет это слово или нет?). Почему-то это ее сильно волновало, поскольку на этот раз ей не терпелось выбраться из холодной комнаты – на простор и солнечный свет. Сейчас снаружи она чувствовала себя лучше.

Выходи! Выходи на солнце! Беги от этих мыслей.

Она пробыла здесь достаточно долго. В этой комнате с высоким потолком, похожей на гробницу.

Могила Лесли Шерстон и Родни…

Лесли… Родни…

Беги…

Солнечный свет…

Так холодно в этой комнате…

Холодно и одиноко…

Она ускорила шаг. Бежать от этой ужасной гробницы-гостиницы. Такой мрачной, такой давящей…

В таком доме вполне могут жить привидения.

Что за глупая мысль – это ведь совершенно новое здание, построенное всего два года назад.

Все знают, что в новом здании не может быть привидений.

И если они там есть, значит, это она, Джоан Скюдамор, привезла их с собой.

Это очень неприятная мысль…

Джоан еще ускорила шаг.

По крайней мере, с решимостью думала она, сейчас со мной никого нет. Я совсем одна. Я даже не могу никого встретить.

Как… кто это были – Стэнли и Ливингстон? Встреча в дебрях Африки.

Доктор Ливингстон, я полагаю?

Ничего подобного нет здесь. Здесь можно встретить только одного человека, и это Джоан Скюдамор.

Какая забавная идея! «Познакомьтесь с Джоан Скюдамор», «Рада познакомиться с вами, миссис Скюдамор».

Действительно интересная идея…

Познакомиться с собой…

Познакомиться с собой…

О боже, как страшно…

Джоан было до ужаса страшно…

Ее ноги сами перешли на бег. Джоан побежала вперед, немного спотыкаясь. Мысли спотыкались так же.

…Мне страшно…

…О боже, мне страшно…

…Если бы только здесь кто-нибудь был. Хотя бы кто-нибудь был со мной…

Бланш, подумала она. Как бы мне хотелось, чтобы здесь была Бланш.

Да, Бланш ей хотелось видеть…

Никто ей не близок и не дорог. Никто из ее друзей.

Только Бланш…

Бланш с ее беспечной и щедрой добротой. Бланш добрая. Она ничему не удивлялась и не возмущалась.

И в любом случае Бланш она нравилась. Бланш считала, что она преуспела в жизни. Бланш ее любила.

А больше никто…

Да, именно так – эта мысль все время была у нее в голове, – настоящая Джоан Скюдамор знала это, знала всегда…

Ящерицы выскакивают из нор…

Правда…

Маленькие кусочки правды, которые вылезают подобно ящерицам и говорят: «Вот и я. Ты меня знаешь. Ты знаешь меня очень хорошо. Не притворяйся, что не знаешь».

И она действительно их знала – это было самой ужасной частью правды.

Она могла узнать каждую из ящериц. Ухмыляющихся ей, смеющихся над ней.

Все эти маленькие кусочки правды. Они все время вставали у нее перед глазами с тех пор, как она оказалась здесь. Все, что надо было сделать, – это соединить их вместе.

История ее жизни – подлинная история Джоан Скюдамор…

Вот что поджидало ее здесь…

Раньше у нее не возникало потребности об этом думать. Было очень легко заполнить свою жизнь незначащими мелочами, которые не оставляли ей времени на то, чтобы разобраться в себе.

Как это сказала Бланш?

– Если на протяжении многих дней тебе не о чем думать, кроме как о себе самой, интересно, до чего можно дорыться?

И насколько же высокомерным, самодовольным, глупым был ее ответ:

– По-твоему, можно выяснить что-то такое, чего не знала раньше?

Мне иногда кажется, что ты ни о ком ничего не знаешь.

Это уже Тони.

Насколько же прав был Тони.

Она ничего не знала о своих детях, о Родни. Она их любила, но не знала.

А надо было знать.

Если ты любишь людей, ты должна о них знать.

А не знала ты потому, что гораздо легче верить в приятные, удобные вещи, в которые хотелось верить, чем терзать себя тем, что было правдой на самом деле.

Как Эверил – Эверил и боль, от которой страдала Эверил.

Она не хотела признавать, что Эверил страдала…

Эверил, которая всегда ее презирала…

Эверил, которая видела ее насквозь с раннего детства…

Эверил, которую жизнь сломала и искалечила, может быть, навсегда.

Но она была мужественной…