Ален Роб-Грийе - Повторение

– Все хорошо, мистер Фау-Бэ, не волнуйтесь!

– Где мы? Зачем меня…

– В Штеглице, в американском госпитале. Это исключительная привилегия.

Марко замечает, что преимущества его нынешнего положения этим не ограничиваются: пусть голос его звучит слишком вяло, а язык заплетается, но он может говорить без особого труда:

– И кому я обязан такой привилегией?

– Это все братья Малеры, они всегда появляются там, где требуется их помощь… Оперативность, эффективность, хладнокровие, конфиденциальность!

– Что со мной случилось?

– Две пули калибра девять миллиметров в верхнем отделе грудной клетки. Но слишком высоко и далеко от сердца. Всему виной неудачная поза стрелка, который сидел на кровати с чересчур мягкими пружинами, и это притом, что он и так плохо видит после ранения, полученного на войне. Этот идиот Вальтер уже ни на что не годен! И надо же быть таким самоуверенным, чтобы не подумать о том, что его жертва может повторить трюк с попаданием в «яблочко», который впервые исполнил Дани на Жандарменмаркт… Ну и вам, конечно, повезло. Одна пуля застряла у вас в мякоти левого плеча, вторая – под ключицей. Сущая безделица для здешнего хирурга number one. Сустав почти не задет.

– Откуда вы все это знаете?

– От врача, конечно!.. Он завсегдатай нашего старого доброго «Сфинкса», симпатичный малый, только руки любит распускать… Не то что эта сволочь – доктор Хуан, у него вы бы не протянули и пяти секунд…

– Простите за нескромный вопрос, но кто, в действительности, убил того, кого вы называете Дани?

– Ну не папой же нам его называть!.. Конечно, это Вальтер, в конце концов, отправил старика adpatres. [36] Но стрелять в упор – это несерьезно. Так не заработаешь репутацию меткого стрелка.

– Надеюсь, после второго покушения на убийство он угодил за решетку?

– Вальтер? Да что вы… Зачем? Ему, знаете ли, и так уже досталось… И потом, семейные споры мы улаживаем сами, так надежнее.

В последней фразе уже не было и намека на фамильярность, которой девочка щеголяла с самого начала беседы. Казалось, она процедила эти слова сквозь зубы, а ее зеленые глаза тревожно блеснули. Только сейчас я обратил внимание на наряд, в котором сегодня предстала передо мной эта юная девушка: белый халат медицинской сестры, приталенный и такой короткий, что можно было любоваться шелковистой, покрытой безупречным загаром кожей на ногах, почти от самых бедер до приспущенных гольфиков. Как только Жижи поймала мой взгляд, на ее лице снова заиграла прежняя улыбка, разом ласковая и вызывающая, и она принялась объяснять, почему на ней такое странное платье сиделки, хотя доводы ее звучали не слишком убедительно:

– Без медицинского халата тут нельзя свободно разгуливать по отделениям… Вам нравится? (С этими словами она поворачивается вокруг себя, грациозно покачивая округлыми бедрами и выпятив зад.) Кстати, в некоторых наших ночных кабаре, где поднимают боевой дух солдат, такой костюм, только без нижнего белья, ценится очень высоко. Наравне с костюмами маленькой попрошайки, невольницы-христианки, восточной одалиски и юной балерины в пачке. Между прочим, даже в этом госпитале, на психиатрическом отделении, есть секция эмоциональной партенотерапии: психотерапия посредством тесного общения с девочками предпубертатного возраста…

Сразу видно, что она, по своему обыкновению, нагло лжет. Я перевожу разговор на другую тему:

– А как поживает Пьер Гарин?

– Он уехал, адреса не оставил. Он предал сразу слишком многих людей. Малеры, наверняка, укрыли его в надежном месте. На них можно положиться: честность, преданность, исполнительность… Обслуживание и упаковка бесплатно.

– Вальтер его еще боится?

– Вальтер хорохорится, но в глубине души он всего боится. Он боится Пьера Гарина, он боится обоих Малеров, которых мы называем «Франсуа-Жозеф», он боится комиссара Лоренца, он боится сэра Ральфа, он боится Ио, он боится собственной тени… Думаю, он боится даже меня.

– Что вас с ним связывает?

– Все просто: он мой сводный брат, вы и сами знаете… Но он уверяет, будто это он мой настоящий отец… Мало того, он еще и мой сутенер… И я его ненавижу! Я его ненавижу! Я его ненавижу!..

Разражаясь этой пылкой тирадой, она, как ни странно, пританцовывает в ритме вальса, повторяя в такт три этих слова с игривым и кокетливым выражением на лице, и, приблизившись ко мне, легонько целует меня в лоб:

– Счастливо оставаться, месье Фау-Бэ, не забудьте ваше новое имя: Марко Фау-Бэ, так на немецком произносится V.B. Будьте паинькой, постарайтесь заснуть. Эти водолазные трубки с вас снимут, они вам все равно больше не нужны.