Фридеш Каринти - Путешествие вокруг моего черепа

Пожалуй, еще удалось бы заставить людей позабыть об этом – ведь… возможно, беда еще не столь серьезна, и тогда все пройдет, как дурной сон.

Но я опоздал. Мое подозрение, что о результатах обследования известно всем, подтверждается.

Поначалу, когда люди оборачивались мне вслед, я старался внушить себе, будто мне это только кажется. Знакомые пытливо разглядывают меня, относятся с заботливой предупредительностью, вскакивают с места, чтобы помочь мне надеть пальто. Вокруг меня сгущается атмосфера выжидательного любопытства. Ерунда, пустяки, твержу я про себя и держусь с преувеличенной, чуть ли не агрессивной веселостью.

В редакцию я не захожу по нескольку дней, предпочитая слоняться по улицам, но постоянно сталкиваюсь с больными людьми. Постепенно мною овладевает некая враждебная настроенность. И подобно шарманке все заунывнее, тоскливее ходит за мною по пятам, преследует меня упорное наваждение, будто я нахожусь в гостях. С раздраженной завистью гостем расхаживаю я по чужому городу, где за мной выжидающе следят, оборачиваются мне вослед на уличных перекрестках.

На Университетской площади я встречаю Д., мы с ним давно не виделись. Разговариваем, на прощание обмениваемся рукопожатием, как вдруг он оборачивается и вскользь замечает:

– Да, кстати… я слышал, будто ты занемог – что-то с почками или вроде того…

Я тотчас перебиваю его.

– Ну, что ты, какие там почки! Так, невралгия…

– Верно, верно, что-то с центральной нервной системой… Ты уж будь добр, сходи непременно в больницу, я договорился с доктором Р. Не забудешь?

– Вот как? Уже и договорился?

Иные из моих знакомых, кто при прочих равных обстоятельствах, раскланявшись, прошел бы мимо, теперь останавливаются, заводят со мной разговор, хотя сказать им абсолютно нечего, и надо быть совсем слепым, чтобы не заметить, каким испытующим взглядом всматриваются они в мое лицо.

В трамвае некий господин помоложе меня вскакивает с места, настойчиво предлагая мне сесть: я, мол, его, конечно, не знаю, но это не имеет значения, важно, что он узнал меня в лицо. И всю дорогу, пока не выходит из трамвая, не сводит с меня глаз.

Черт меня дернул проговориться, прямо кошмар какой-то! Я всполошенно верчу головой из стороны в сторону, приглядываюсь, прислушиваюсь, чувствуя; что обо мне говорят, сплетничают, строят на мой счет различные предположения. И где-то затаился некий человек – не знаю, кто бы это мог быть, – который сводит все нити воедино, наблюдает, выжидает, звонит по телефону, дает указания, подкарауливая удобный случай. Некий безвестный Порфирий, внимание которого в один злополучный момент Раскольников сам привлек к себе.

Необходимо что-то сделать, отвести от себя подозрение, пока другие не начали действовать вместо меня. Пора предпринять какие-то шаги, хотя я с большим удовольствием предпочел бы киснуть в полумраке, где так хорошо, где не надо ни о чем думать.

Я наношу визит милому, задумчиво-рассеянному Дюле, выбрав его из числа своих прочих приятелей-медиков, поскольку он блестящий ученый и наиболее осторожный, скептически настроенный врач. И впрямь, он встречает меня радушно, без какой бы то ни было скованности, наверняка ему ничего не известно обо мне, иначе бы он сказал. Мы ведем шутливую беседу; входит Эльза, его супруга, я всячески стараюсь развлечь ее, досадуя на ее молчаливость.

– Кстати, Дюла, не мог бы ты обследовать мне желудок и легкие, ну и заодно проверить кое-какие рефлексы? Последнее время у меня частенько побаливает голова, а ведь я уже две недели как бросил курить. И потом, представь себе, с глазами у меня…

– Да, да, знаю… то есть… ты уже упоминал об этом. Хорошо, что ты заговорил сам, – я как раз думал, что тебе непременно следовало бы обратиться в больницу на улице Фалька, профессор Р. уже ждет тебя… Вернее, если хочешь, я могу прямо сейчас позвонить ему.

Проходит минута, прежде чем я оказываюсь в состоянии заговорить.

– Не утруждай себя, если он и без того меня ждет. Я обязательно к нему наведаюсь.

В прихожую меня провожают всем семейством. Я оживленно разговариваю с детьми, а сам при этом все время пытаюсь вспомнить, когда это я обмолвился Дюле о заключении окулиста. Нет, я абсолютно уверен, что ни словом не обмолвился ему на этот счет!

Мой секретарь Денеш не то чтобы без всякого повода, но тем не менее неожиданно напоминает мне, что срок моего страхового полиса истек, надо бы спешно раздобыть денег… ведь что ни говори, а жаль, если пропадут внесенные вклады.