Хуан Гойтисоло - Цирк

– Продолжаешь? – спросил Атила хозяина другого петуха.

– Да, – ответил тот, отирая платком пот. – Какого черта!

Пабло пытался поймать взгляд Хуаны.

– Кто этот цыган? – спросил он.

– Я его не знаю, – ответила Хуана не оборачиваясь. – Никогда раньше не видела.

Мачакито загнал своего противника в угол площадки и принялся со злобным остервенением долбить его шею.

– Продолжаешь? – ехидно спросил Атила.

– Дерьмо.

– Продолжаешь?

– Так растак…

– Продолжаешь?

– А черт! – крикнул цыган. – Делай что хочешь.

Шея его петуха обильно кровоточила, он тщетно пытался уклониться от разящей шпоры Мачакито.

– Бери! – крикнул цыган, швыряя деньги на землю. – Подавись ими.

Он порывисто схватил побежденного петуха, гребешок которого, как и гребешок Мачакито, превратился в жалкий окровавленный хохолок. Из кармана брюк цыган достал кусок ваты и, не переставая ругаться, оказал петуху первую помощь.

Атила тоже подобрал своего петуха и, обняв, укачивал его на руках, точно маленького ребенка. Потом он сунул его в клетку и сказал буфетчице:

– Пусть он побудет у вас, я потом зайду за ним.

Он все еще был возбужден после напряженного боя и вытер пот рукавом пиджака. Товарищи по команде окружили его, вратарь Эрнесто поднес вина. Атила пил, высоко подняв кувшин, запрокинув голову и громко причмокивая языком. Осушив кувшин, стукнул по мраморной стойке и заказал бутылку вина.

– Пей, приятель, – сказал он, протягивая бутылку цыгану.

Тот, ворча, принял приглашение. Лицо его блестело от пота. Он отхлебнул добрый глоток. Атила радостно засмеялся и похлопал его по спине. Окружающие тоже выпили, бутылка переходила из рук в руки.

Только тогда, казалось, Атила заметил друга, и в глазах его появился стеклянный блеск. Сжимая лежавшую у него на коленях руку Хуаны, Пабло растерянно глядел, как Атила приближается к нему с невозмутимой улыбкой на губах, засунув руки в карманы.

– Как дела, ребятки?

Должно быть, он уже слегка опьянел. Он обнял их обоих сразу и звучно расцеловал.

– Как вам понравился Мачакито?

От него разило вином. Хуана встала, сделав движение, чтобы уйти.

– Прощай, – сказала она Пабло. – Мне пора домой.

Но Атила схватил ее за руку и заставил снова сесть.

– Ты останешься, куколка.

Пока они препирались, Пабло соскользнул со скамьи и пристроился по другую сторону стойки на штабеле ящиков с лимонадом.

– Рюмку рома, – сказал он буфетчице.

Женщина сразу же налила ему, но он не пил, все еще оглушенный двусмысленностью происходящего, и ждал, когда успокоится дыхание. Рядом Эрнесто разговаривал с друзьями.

– Пойдешь завтра на матч?

– Загляну, чтобы вам посвистеть.

В углу Атила продолжал сжимать кисть Хуаны. Если прислушаться, можно было, несмотря на шум и гам, разобрать, о чем они говорили.

– Придешь?

– Мне больно.

– Придешь?

– Отпусти меня.

– Придешь?

– Я тебе сказала – пусти.

Атила оставил ее наконец. Побежденная Хуана, не подымая глаз, смущенно расправила складки юбки. Потом взяла с консоли сумку и нетвердыми шагами направилась к выходу.

Атила несколько секунд не двигаясь глядел ей вслед: его глаза блестели, как два стеклянных жука, на рубахе под мышками темными кругами выступил пот. Потом, засунув руки в карманы, он медленно повернулся, сверля Пабло вопрошающим взглядом.

– Как дела? – спросил он наконец.

– Я только что от него.

Не сговариваясь, они сели за угловой столик, подальше от товарищей.

– Тебе удалось?

– Старик не отходил от меня ни на минуту… Я не мог ничего сделать.

– Дурак! – прошипел Атила.

– Я два раза пытался, но…

– Заткни глотку.

– …не было никакой возможности…

– Я тебе сказал – замолчи.

В его голосе звучала та жестокость, которая не делает различий между другом и незнакомцем, товарищем и противником… Когда Атила заговорил с ним таким тоном, Пабло почувствовал, как щеки его запылали.

Его друг некоторое время сидел молча. Потом рука, державшая сигарету, описала дугу и мягко опустилась на плечо Пабло.

– Я слушаю тебя, – сказал он.

Пораженный, Пабло несколько секунд глядел на него, не веря своим ушам.

– Видишь ли… – произнес он, откашливаясь.

Неизвестно почему, ему вдруг показалось ужасно трудным в немногих словах рассказать, как прошел его визит.

– Когда я позвонил, он сам открыл мне дверь и провел в свой кабинет.

– Он был один?

– Да… Во всяком случае, я никого больше не видел… Его кабинет – первая комната слева от входной двери… Напротив – столовая, а в глубине коридора – лестница.