Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)

– Я знаю, вы потому уходите, что я не стою вас. Я все равно не смогла бы до вас возвыситься. Нет науки, которую бы вы не изучили. Нет тайны, которая была бы вам недоступна. Вы все равно покинули бы меня.

– Я не потому ухожу от вас, что вы недостаточно образованны. Я ухожу, чтобы выполнить свой обет.

– Тогда конечно, вы должны уйти. И я должна только радоваться этому. Я уже почти радуюсь. Если же я умру из-за вас, то надеюсь, что милосердный Бог позволит мне увидеть вас на небесах…

Она замотала лицо платком, чтобы не было видно, как оно исказилось рыданиями. Если до сих пор дурной человек мог бы заподозрить, что все это игра и кокетство, то теперь всякий понял бы, что она страдает.

Луис, стоя над нею, растерянно, но с некоторым раздражением бормотал:

– Что такое. Что такое…

Санчо, которому не дозволено было возвращаться, поносил его издали:

– Натворил же ты дел, собираясь в попы. Наш ангелочек умирает! Сегодня несколько раз падала в обморок, и все по твоей вине. Она никому не давалась в руки. А ты пришел и заморочил ее своей святостью. Все твое богословие – только свист, которым охотник заманивает в силок глупых дроздов!

– Я же и виноват?! Вот это да. Я ее предупредил, вы сами слышали, – сказал Луис.

– Если ты так любишь Бога, то зачем причинять зло божьему созданию? И это, ты считаешь, милосердие? Это – злодейство!

– Возможно, вы отчасти и правы. Возможно, я нарушаю заповедь неба. Но – с другой стороны? Забыть Творца ради его творения?..

– Лучше всего тебе отсюда убраться. Но сначала хотя бы успокой ее.

– Но как?..

– Бог подвесил тебе такой язык, что ты живо вобьешь ей в мозги все, что захочешь.

Он скрылся, потому что Альдонса стала разматывать платок, нарыдавшись вволю.

– Я обещала радоваться, что вы уйдете… Но сейчас, когда я замоталась платком, я вообразила, что вы уже ушли и я одна в темноте, – силы оставили меня, и я поняла, что не могу!..

– Не пристало вам менять такого пылкого обожателя, как Дон Кихот, на такую незначительную фигуру, как я.

– Не поминайте этого имени понапрасну.

– Если кто и поминает это имя надо не надо, так это не я, а вы.

– Я сейчас даже не заикнулась о нем! А вот зачем вы вспомнили о нем ни с того ни с сего – это мне непонятно.

– С какой стати я стал бы о нем вспоминать, если бы не вы? Если хотите знать, то я лично полагаю так: сидел бы он дома, растил бы детишек, занимался бы хозяйством и перестал мыкаться по свету и смешить добрых людей.

– Когда его поносят разные буквоеды, то я не придаю этому никакого значения, – надменно сказала Альдонса.

– Я и не рассчитывал на это.

– Он был рыцарь и ради этого презрел житейские блага, но не честь.

– Вы неплохо усвоили роскошный стиль вашего любимого романа. Но что стоит за этими словами?

– Он выпрямлял кривду, карал дерзость и понимал чудищ.

– Начинается.

– Он всем делал добро и никому не делал зла.

– Честь и хвала.

– И все чтут его память. Посмотри вокруг. Сейчас темно, не видно. Все в его честь в меня влюблены и стенают. Эй!

В ответ послышались вздохи и восклицания сквозь сон: «О несравненная!..», «О жестокая!..»

– А хочешь знать мое мнение об этой коллекции оголтелых шоколадных тянучек? Для них тщеславие важнее их сластолюбия. Не тебе они поклоняются, а себе. Не перед тобой они лезут из кожи, а друг перед другом. Собой они любуются, собой кичатся и сами поражаются тому, как они благородны.

– Почему же… Среди них есть неплохие юноши, – вступилась Альдонса.

– Нет!

– А вы, оказывается, злой.

– Прости меня, Боже! Эти игроки в мяч и танцоры подвергли испытанию мою кротость!

– А знаете, почему вы такой злой? Вас, наверно, мало любили. Вас когда-нибудь любила женщина?

– Нет. И слава богу. Хоть в этом мне повезло.

– И вы отказались от этого навсегда?

– Как видите.

– Вы отказались от всех женщин? От тихих, стыдливых женщин, которые скромно опускают глаза? И от простушек, которые на самом деле совсем не простушки? И от образованных, воспитанных девушек? А заодно – от не ученных ничему, а милых только своей простотой? От полных, от стройных, от белоснежных, золотистых, смуглых, от молоденьких и зрелых?

– Да, от всех. От городских и деревенских, от гулящих и старых дев, а заодно от негритянок, – раздраженно сказал Луис.

– А если вы когда-нибудь познакомитесь с великосветскими дамами? Говорят, они одеты в шелк и кружева, а не в ситец и муслин. Свои белоснежные плечи они не прячут под такими косынками. Они живут в будуарах, рассуждают о политике и поют, как канарейки. Сразу станете никуда не годным и легкомысленным священником и будете забывать свой долг на каждом шагу.