Артур Гриффитс - Пассажирка из Кале (сборник)

– Вуаль не была опущена?

– Тогда нет. Я видел, как она ее потом опускала, и я знаю, почему она это сделала. У мадам прекрасное лицо. Я засмотрелся на него, подумал, как жаль, что такая красивая женщина угодила в такую неприятную историю, но вдруг лицо ее преобразилось.

– Каким образом?

– На нем появилось выражение ужаса, отвращения, удивления… Вернее, немного от всех трех. Не могу сказать конкретно, что именно, потому что выражение это очень быстро сменилось мертвенной бледностью, и она тут же опустила вуаль.

– Вы можете как-нибудь это объяснить? Что стало причиной такой перемены?

– Думаю, что-то неожиданное, какое-то потрясение или вид чего-то поразительного. Меня это так изумило, что я обернулся и посмотрел себе за спину, ожидая увидеть эту причину. И увидел.

– Причиной было…

– Появление итальянца, который вошел сразу за мной. Я уверен в этом, он сам это подтвердил, не словами, а тем, как усмехнулся ей. Это была неприятная, коварная, зловещая усмешка, и она доказывала, что их связывает какая-то тайна, возможно неблаговидная.

– И это все? – одновременно воскликнули судья и мсье Фльосон и даже подались вперед, так им хотелось услышать продолжение.

– Да. Но меня это так заинтересовало и насторожило, что я стал наблюдать за итальянцем, ожидая развития событий. Ждать пришлось долго.

– Прошу вас, расскажите как можно скорее, что было дальше.

– А было вот что, мсье. Когда все мы расселись, я обернулся и сначала не увидел итальянца, но потом все же заметил. Он занял место в самом конце, быть может, из скромности, быть может, для того, чтобы на него поменьше смотрели – не знаю. Он сидел в тени возле двери. Кстати, двери в эту комнату. Таким образом, он все время оставался на этой незаметной позиции, но все же я видел, как в этом дальнем углу сверкают его глаза. И направлены они были в нашу сторону, а точнее, на эту женщину. Она все время сидела рядом со мной. Потом, мсье, вы начали вызывать нас по одному, и мы вместе с мсье Лафоне появились перед вами первыми, если помните. Когда я вернулся, он все так же смотрел на нее, но уже не так прямо и безотрывно. Время от времени он косился на стол, стоявший рядом, прямо на проходе, по которому к вам шли люди. Я чувствовал, что это неспроста, но не сразу сообразил, что означают эти его движения глазами. Потом-то я понял. На столе лежала скомканная бумажка, и итальянец очень, нет, изо всех сил старался привлечь к ней внимание женщины. Если у меня и были сомнения на этот счет, они испарились после того, как он вошел сюда, в эту комнату. У двери он немного повернулся и кивнул, незаметно, но многозначительно на бумажку. Это, господа, убедило меня в том, что таким ловким способом он пытался общаться с этой дамой, и, если бы она ответила, я бы немедленно сообщил вам, законным представителям власти. Но то ли от по глупости, то ли от страха или нежелания иметь какие-либо отношения с этим человеком, дама не захотела, во всяком случае, не стала брать бумажку, что легко могла сделать, когда шла к вам мимо этого стола. Я не сомневаюсь, что бумажку туда бросили специально для нее, и вы, возможно, со мной согласитесь, но в такие игры играют вдвоем, а дама не захотела участвовать. Послание она не взяла, ни выходя из зала, ни возвращаясь.

– И что с ним стало? – с замиранием сердца спросил сыщик.

– Оно у меня. – Мсье Дево раскрыл ладонь и показал свернутую в маленький тугой шарик бумажку.

– Когда и как оно у вас это оказалось?

– Только что взял, когда меня сюда позвали. До этого я не мог двигаться, сидел, как привязанный, потому что мне было строго приказано не вставать с места.

– Превосходно. Вы правильно себя вели. А теперь скажите… Что там? Вы заглядывали?

– Нет! Я же только что ее взял. Господа, возьмите это послание и, если посчитаете нужным, скажите мне, что там. Наверняка там какая-то записка.

– Да, здесь слова. Написано карандашом, – сообщил сыщик, разворачивая бумагу, и передал ее судье, который прочитал записку вслух:

– «Будьте осторожны. Ничего не говорите. Если предадите меня, тоже пропадете».

Последовало долгое молчание. Первым заговорил судья.

– Мсье, – торжественно обратился он к Дево, – именем правосудия позвольте вас поблагодарить. Вы проявили недюжинную рассудительность и мудрость и оказали нам поистине неоценимую помощь. Вы можете что-нибудь добавить?

– Нет, господа. Это все. А вы… Вы больше ничего не хотите спросить? Нет? Тогда я могу идти?

Как видно, судьбе было угодно придержать факты, определившие сам характер расследования, до последнего свидетеля.