Павел Зальцман - Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

«Ну да, – думал он, – конечно, я могу просто сказать, что я страшно одинок, а с ней так хорошо, и почему бы нам не побыть вместе как следует. Да и вообще, можно ничего не говорить. Но ей будет совершенно неудобно так сразу и начать: "Что я о ней подумаю потом", и т. д., и т. п. Ну, иногда женщины машут на это рукой: "А потом он подумает, что я в него сразу влюбилась". Ну, предположим. Но она прямо с работы и совершенно не готовилась снимать меня с этой лестницы и провожать в номер. Пока что она имеет достаточно задрипанный вид. Если она собирается куда-нибудь, она еще должна привести себя в порядок. Скорее всего ее белье никак не отвечает моменту. А это уже для них серьезно».

И тут вдруг опять его настигла мучительная мысль: «Бедный Ронька! Он бы ничего этого не думал. То есть даже в голову бы ему не пришло. Он бы вообще не верил, что может увидеть ее голые плечи и тем более что-нибудь дальше. Он и не представлял бы себе, что на ней есть вообще какое-то белье. Для него все это было бы чудом и потрясением. А это животное тут вертится и убирает посуду. Белье на ней, конечно, не то, и это ее смущает. А предложить ей пойти в ванную и сперва помыться было бы все-таки грубовато. Надо ее отпустить».

Но тут Музыкант вспомнил о той сволочи, которая, возможно, ожидает своего удовольствия. «Я тебе дам, гнида, удовольствие», – подумал он и довольно внятно скрипнул зубами.

Рита, устанавливая посуду на поднос, между тем думала: «Ох ты, Боже мой! Все может обломиться. Эта вечная спешка. Проклятая торопячка. То воды нет, то мыла нет, то еще чего-нибудь нет. Не помоешься, не переоденешься. И что там у меня внутри – страшно представить. Но не будет же он меня так сразу обнюхивать. Нет, все-таки надо уходить. Ну, предположим, я уйду, и что? Прийти завтра навестить? Нет, не годится. Это уже будет кристально ясно – зачем я пришла. А где я его найду? Какие могут быть гарантии? Ну что за человек? Ну если бы он меня обнял, толкнул на эту красивую кровать и как-нибудь по-быстрому… А там уже впопыхах все сделалось бы…»

Музыкант, качнувшись, подошел к Рите и, взявши ее за плечи, потеснил к кровати. Она изумленно подняла брови. Взгляд у нее был испуганный, недоумевающий, и она сильно задышала носом, так что слышалось громкое сопение.

Музыкант стал расстегивать пуговицы ее платья. Это было хуже всего.

– Умоляю вас, умоляю, – задохнулась Рита, – я сама. Только погасите свет!

– А, – сказал Музыкант, – ну, ладно.

Потом, пока он, заложив руки за голову, лежал и рассматривал потолок, она успела, быстро соскочив с кровати, сгрести комом свои вещи и исчезла в ванной.

«Вот тебе, сволочь, ешь!» – думал Музыкант.

Рита вышла из ванной свеженькая до того, что казалась даже нарядной. Она опустила голову, так что лицо было в тени, подошла к кровати, сказала: «Милый», – и поцеловала Музыканта в голое плечо.

Музыкант потрепал ее по затылку. Она осветилась улыбкой и сказала:

– Можно тебя пригласить на обед?

– Какой еще обед?

– К моему дяде. Пожалуйста!

Музыкант неопределенно хмыкнул.

– А куда ты собралась? – сказал он. – Спать надо.

– Как, опять? Ну ладно, – смущенно сказала она, – только можно отсюда позвонить по телефону?

– Куда это? – нахмурился Музыкант.

– К себе, на квартиру.

– А кто у тебя там?

– Никого там нет.

– Зачем же звонить?

– Ну, знаешь, – если телефон работает, значит, все в порядке. Я когда задерживаюсь, всегда звоню, для спокойствия.

– Задерживаешься? – спросил Музыкант, слегка поворачивая к ней голову, лежащую на закинутых руках.

– Я ночую у дяди, – сказала Рита. – У меня квартира далеко.

Она набрала свой номер и услышала гудок. Еще. Еще.

– Все в порядке, – она повесила трубку. – Я сейчас.

Она опять исчезла в ванной.

Музыкант лежал в приятном покое. У него до сих пор перед глазами появлялись красивые цветные пятна. Потом возникла какая-то ветка с ярко-синими цветами, и он неторопливо рассматривал ее.

Да, Роня бы вел себя совершенно иначе. Вот он не свешивал бы с кровати голую ногу. Он убрал бы ее под одеяло. Ему было бы стыдно своей ноги. А сейчас он целовал бы эту подушку. Музыкант убрал ногу под одеяло. «И после этого отпустить ее неизвестно куда, к этой сволочи в какой-нибудь нужник?! Лучше я ей голову провалю», – думал Музыкант.

Рита в ванной быстро простирала штаны и бюстгальтер и повесила их на горячий змеевик. «Очень тут удобно, – думала она. – Нужно как следует поговорить с Васенькой… (Васенька был официант, обслуживавший столик Музыканта). Так. А там что делать? С этим? Там срочно кончать!»