Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

Иван со своей стороны в это же время творил чудеса: я слышал выстрел его карабина и еще два пистолетных, возвестивших, что там, в левом дальнем конце линии обороны, наших противников встретили так же хорошо, как мои ближайшие соратники по правую и левую руку. Действительно, через минуту четыре волка вновь пересекли освещенную полосу, но на сей раз они удирали, причем – странное дело! – тут же два-три других, которых мы считали мертвыми либо смертельно раненными, встали на лапы и, оставляя за собой широкие кровавые следы, потащились вслед за своими товарищами и скрылись во мраке. В конечном счете на поле битвы осталось всего лишь три вражеских трупа.

Я повернулся к Григорию. У колес его повозки валялись два волка – тот, которого он проткнул пикой, и тот, что был застрелен из моего карабина.

– Перезаряжайте поживей! – сказал он мне. – Я с ними давно знаком, все их повадки изучил. Перезаряжайте! Нам так дешево не отделаться.

– Как? – воскликнул я, не преминув, однако, исполнить его совет. – Вы считаете, что мы еще не избавились от них?

– А вы послушайте, – отвечал Григорий, – вот они сзывают своих, потом только держись… вот… – и он протянул руку, указывая куда-то вдаль, за горизонт.

И верно: на завывания, раздавшиеся неподалеку, откликнулся отдаленный вой. Сомнений более не оставалось, старый проводник не ошибся, эта первая атака была всего лишь наскоком авангарда.

В этот момент я оглянулся и увидел горящие, словно два факела, глаза волка, который, умудрившись взобраться на гребень завала, съехал оттуда прямо в наш лагерь. Я вскинул карабин, взял его на прицел, но в то мгновение, когда прозвучал выстрел, он метнулся в гущу лошадиных тел и вцепился одной из них в горло. Тотчас двое или трое наших товарищей спрыгнули было с повозок, но тут раздался голос старика Григория. Он крикнул:

– На одного волка хватит одного человека! Прочим оставаться на своих местах! А вы, – прибавил он, обращаясь ко мне, – перезаряжайте, живей! И постарайтесь, ежели стрелять, то уж наверняка.

Двое взобрались обратно на повозки, третий с длинным ножом в руке ползком пробирался между лошадиных копыт, хотя животные от страха топтались, как очумелые, наталкиваясь на обступавшие их повозки. Через минуту я увидел, как лезвие блеснуло и тотчас исчезло. Волк отпустил лошадь, она поднялась на дыбы, обливаясь кровью, а по земле покатилась темная бесформенная масса, в которой не разглядеть, где человек, где волк: в этом было что-то чудовищное. Через несколько мгновений человек встал на ноги. Общий крик радости приветствовал его: у всех отлегло от сердца.

– Давыдка, – сказал победитель, шатаясь, – иди-ка сюда, пособи мне поднять эту падаль. Пока она здесь валяется, лошадей никакой силой не утихомирить.

Молодой человек соскочил вниз, перетащил волка к повозке своего отца и поднял не без помощи товарища. Тогда Григорий взял мертвого хищника за задние ноги, как если бы это был заяц, подтянул его к себе и вышвырнул за пределы круга к тем двум или трем, что уже там валялись. Потом, когда Давыдка уже снова забрался на повозку, предводитель повернулся к ломовику, сидевшему на земле, и сказал:

– Эй, Николай, ты почему не возвращаешься на свой пост?

– Нет, Григорий, старина, – отозвался тот. – Похоже, со мной покончено.

– Эжен! – закричала Луиза. – Подите сюда, Эжен, помогите мне перевязать этого беднягу. Он же истечет кровью.

Я протянул Григорию свой карабин, спрыгнул с повозки и подбежал к раненому.

У него и впрямь снесло полчелюсти, кровь так и хлестала из широкой раны на шее. Я схватил пригоршню снега и, не зная толком, хорошо делаю или плохо, приложил его к ране. Пациент, заледеневший от холода, потерял сознание: я подумал, что он умер.

– О Боже мой! – вскричала Луиза. – Простите меня, Эжен, ведь это я всему виной!

– Сюда, превосходительство! Ко мне! – закричал Григорий. – Волки!

Я оставил раненого на попечении Луизы и поспешно вернулся на свою повозку.

На сей раз я не мог следить ни за какими подробностями происходящего, у меня хватало своих забот, чтобы заниматься еще и другими. На нас напали как минимум десятка два волков, я разрядил в упор оба своих пистолета один за другим, потом схватил топор, который протянул мне Григорий. От моих разряженных пистолетов больше не было никакого толку, я засунул их за пояс и принялся что было сил орудовать тем единственным инструментом, которым меня вооружили.

Битва продолжалась около четверти часа. Если бы некто мог присутствовать при нашей схватке как наблюдатель, перед его глазами за эти пятнадцать минут разыгрался бы один из самых ужасающих спектаклей. Но вот наконец я услышал победный клич, раздавшийся по всей нашей линии обороны. Мне же еще оставалось сделать одно последнее усилие. Волк как раз норовил добраться до меня, цепляясь за упряжь моей повозки. Я нанес ему сокрушительный удар по голове, и хотя топор скользнул по его черепу, не повредив кости, зверь получил глубокую рану в плечо и шарахнулся назад, оставив свое намерение.