Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

Едва услышав этот шум, Григорий резко остановил свою повозку и крикнул:

– Лавина!

Все замерли, онемев в ожидании. Через несколько секунд шум затих, воздух прояснился, лавина пронеслась, как смерч, сметя на своем пути две сосны, возвышавшиеся на утесе в пяти сотнях шагов под нами. У всех ломовиков вырвался единый крик радости: ведь окажись мы всего на полверсты впереди, нас бы снесло шквалом или накрыло лавиной. И действительно, через полверсты от того места, где мы в тот момент находились, на дороге образовался снежный завал.

Сказать по правде, это происшествие не стало для нас неожиданностью: как только Григорий заметил лавину, он сразу выразил опасение, что она оставит после себя именно такой след. Но так как этот снег был легким и рыхлым, мы все же попробовали пробиться сквозь него. Однако сколько ни погоняли лошадей, животные пятились, как если бы перед ними была глухая стена. Мы кололи их пиками, заставляя двигаться вперед, а они вставали на дыбы, потом их передние ноги снова с размаху погружались в снег, который забивал им глаза и ноздри, и они отступали. Было бессмысленно и дальше пытаться принуждать их. Следовало прорыть ход.

Трое ломовиков забрались на самую высокую повозку, а четвертый – к ним на плечи, чтобы оказаться выше препятствия. Похоже, завал был толщиной футов в двадцать, стало быть, неприятность не так велика, как показалось сначала. Если взяться за дело всем вместе, работы было часа на два-три.

Небо так хмурилось, что хотя время только-только подошло к четырем часам пополудни, темнота, стремительная и полная угрозы, уже наступила. На сей раз мы не успели соорудить себе даже хрупкое укрытие, к тому же у нас не было никакой возможности разжечь огонь: сколько ни вглядывайся вдаль, нигде не было видно ни одного дерева. Мы тотчас прекратили тщетные попытки пробиться и расставили наши повозки по дуге, по отношению к которой завал располагался, как тетива лука. В этом полукруге были замкнуты все лошади и наши сани. Такие предосторожности потребовались для защиты от волков, которых мы, не имея костра, больше не могли удерживать на должном расстоянии. Мы едва успели установить эту диспозицию, как оказались в кромешной темноте.

О том, чтобы приготовить ужин, нечего было и думать, однако каждый из наших ломовиков съел по куску медвежатины, причем они, казалось, находили ее одинаково вкусной что в жареном виде, что в сыром. Я же, как меня ни мучил голод, не смог преодолеть отвращение, внушаемое мне сырым мясом. Поэтому я ограничился тем, что разделил с Луизой ломоть хлеба. Затем я предложил Григорию свою последнюю бутылку водки, но тот отказался в пользу своих товарищей: сказал, что ее надо приберечь для работников.

Луиза, снова проявив свойственное ей присутствие духа, напомнила мне, что у нас имелись два фонаря, которые я посоветовал Ивану прихватить с собой, когда мы пересаживались в сани. Я их тотчас достал и убедился, что они снабжены всеми положенными свечами.

Сообщение Ивана о сокровище, которое мы только что откопали, наши спутники встретили криками радости. Это был, конечно, не костер, способный отпугивать хищных зверей, но все же свет, благодаря которому они по крайней мере не смогут застать нас врасплох. Лампы были повешены на двух шестах, глубоко, надежно воткнутых в снег, и зажжены. Тут же мы с удовлетворением убедились, что их сияния достаточно, чтобы освещать пространство вокруг нашего лагеря шагов на пятьдесят.

Нас было всего десять мужчин. Двое несли караул, взобравшись на повозки, остальные восемь принялись кромсать завал. С двух часов пополудни мороз снова усилился, поэтому снег стал уже достаточно плотным, чтобы можно было прорыть в нем проход, но еще не затвердел настолько, чтобы сделать эту работу такой изнурительной, какой она стала бы пару дней спустя. Я предпочел оказаться в числе работников, так как полагал, что, вынужденный непрестанно двигаться, буду меньше страдать от холода.

Часа три-четыре мы работали довольно спокойно, и вот тут-то нам пригодилась моя водка, которую Григорий, к счастью, приберег. Но около одиннадцати вечера послышался – и так близко! – такой протяжный вой, что мы все замерли на месте. В то же время раздался голос старика Григория, которого мы оставили на часах: он звал нас. Мы бросили свою работу, на три четверти сделанную, кинулись к повозкам, забрались в них. Дюжина волков появилась в пределах видимости уже больше часа назад, но свет наших ламп удерживал их на расстоянии, они не смели приближаться: бродили, как тени, по границе светового круга, то пересекая ее, то растворяясь во мраке. Но потом один из них подошел слишком близко, тогда Григорий и позвал нас: по его рычанию он понял, что эта тварь не преминет подобраться еще ближе.