Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть пятая

И Арамис, читая по складам текст чека, вылил все свое негодование и все свое презрение каплю по капле на негодяя, который в течение четверти часа выносил эту пытку. Потом он приказал Ванелю удалиться даже не словами, а презрительным жестом, как лакею.

По уходе Ванеля министр и прелат, пристально глядя друг на друга, помолчали несколько секунд.

Арамис первый нарушил молчание:

– Ну, с кем вы можете сравнить человека, который, перед тем как сражаться с закованным в доспехи и вооруженным врагом, обнажает грудь, бросает оружие и посылает противнику любезные поцелуи? Прямота, господин Фуке, есть орудие, которым часто действуют мерзавцы против хороших людей, и им удается достигнуть цели. Поэтому хорошие люди должны были бы пускать в ход против мерзавцев обман. Вы бы убедились, какими бы они стали сильными, не переставая быть честными.

– Но их действия назвали бы действиями мерзавцев.

– Совсем нет, их назвали бы кокетством честности. Но раз уж вы покончили с этим Ванелем, раз вы лишили себя счастья уничтожить его, отказавшись от вашего слова, раз вы дали против себя единственное оружие, которое может нас погубить…

– О, друг мой, – сказал с грустью Фуке, – вы, как тот учитель философии, о котором нам на днях рассказывал Лафонтен… Он видит тонущего ребенка и произносит ему речь по всем правилам искусства.

Арамис улыбнулся:

– Философ – верно, учитель – верно, тонущий ребенок – тоже верно, но вы еще увидите ребенка, который будет спасен! Однако прежде всего поговорим о делах.

Фуке посмотрел на него с недоумением.

– Вы, кажется, когда-то рассказывали мне о празднестве в Во, которое вы собирались устроить.

– О, – сказал Фуке, – это ведь было в доброе старое время!

– На это празднество, кажется, король сам себя пригласил?

– Нет, дорогой друг, господин Кольбер посоветовал королю пригласить самого себя.

– Да, потому что это празднество было бы столь дорогим, что вы разорились бы на нем.

– Вот именно. В доброе старое время, как я вам только что сказал, я гордился возможностью показать моим врагам неисчерпаемость моих ресурсов; я гордился тем, что повергаю их в смятение, создавая миллионы там, где они ждали только краха. Но теперь мне надо считаться с государством, с королем, с самим собой; теперь мне надо стать скупцом; я сумею доказать всем, что я действую, имея в распоряжении гроши, совершенно так же, как имея мешки пистолей, и, начиная с завтрашнего дня, когда будут проданы мои экипажи, сданы мои дома и сокращены расходы…

– Начиная с завтрашнего дня, – перебил спокойно Арамис, – вы будете, дорогой друг, без устали заниматься приготовлениями к прекрасному празднеству в Во, о котором однажды будут говорить как об одном из героических великолепий нашей прекрасной эпохи.

– Вы сошли с ума, шевалье д’Эрбле!

– Я? Вы этого не думаете.

– Как? Да знаете ли вы, сколько может стоить самое простое празднество в Во? Четыре или пять миллионов.

– Я не говорю о самом простом празднестве, дорогой суперинтендант.

– Да, раз празднество устраивается для короля, – отвечал Фуке, не поняв Арамиса, – оно не может быть простым.

– Конечно, оно должно быть роскошнейшим.

– Тогда мне надо истратить от десяти до двенадцати миллионов.

– Если понадобится, вы истратите и двадцать миллионов, – сказал Арамис бесстрастным тоном.

– Где же я их возьму? – воскликнул Фуке.

– Это уже мое дело, господин суперинтендант. Вы совершенно не должны об этом беспокоиться. Деньги будут в вашем распоряжении раньше, чем вы наметите план вашего празднества.

– Шевалье, шевалье! – воскликнул Фуке, у которого закружилась голова. – Куда вы меня увлекаете?

– По ту сторону пропасти, в которую вы готовы были упасть. Схватитесь за мой плащ и не бойтесь.

– Почему вы мне раньше не говорили об этом, Арамис? Был день, когда вы могли меня спасти, дав мне один миллион.

– Тогда как сегодня… тогда как сегодня я дам вам двадцать миллионов, – сказал прелат. – Да будет так! Причина этого очень проста, друг мой: в тот день, о котором вы говорите, у меня не было в распоряжении этого необходимого миллиона, нынче же мне легко будет получить двадцать миллионов, которые мне нужны.

– Да услышит вас Бог и спасет меня!

Арамис вновь улыбнулся обычной загадочной улыбкой.

– Меня-то Бог всегда слышит, – сказал он, – это происходит, может быть, оттого, что я ему очень громко молюсь.

– Я отдаюсь в вашу полную власть, – прошептал Фуке.