Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть пятая

– Значит, вы завтра подпишете акт о продаже должности, которая защищала вас от всех ваших врагов?

– Подпишу.

Арамис глубоко вздохнул, огляделся с видом человека, которому хочется разбить что-нибудь, и сказал:

– У нас остается еще одно средство, и я надеюсь, что вы не откажетесь применить его.

– Конечно нет, если оно благородно… как все, что вы предлагаете, дорогой друг.

– Я не знаю ничего благороднее, чем отказ от покупки, сделанный вашим покупателем. Он – ваш друг?

– Да… но…

– Но если вы мне позволите вести это дело, я не отчаиваюсь.

– Предоставляю вам быть полным хозяином.

– С кем вы вели переговоры? Кто этот человек?

– Я не знаю, знакомы ли вы с членами парламента.

– С большинством. Это какой-нибудь президент?

– Нет, простой советник.

– Ах!

– И зовут его Ванель.

Арамис побагровел, встал и закричал:

– Ванель! Муж Маргариты Ванель?

– Да.

– Вашей бывшей любовницы?

– Да, дорогой друг. Она захотела быть генеральной прокуроршей. Мне пришлось предоставить хоть это бедному Ванелю, и, кроме того, я еще выигрываю, так как этим доставляю удовольствие его жене.

Арамис подошел вплотную к Фуке, взял его за руку и хладнокровно сказал:

– Вы знаете имя нового любовника госпожи Ванель? Его зовут Жан-Батист Кольбер. Он интендант финансов. Он живет на улице Круа-де-Пти-Шан, куда госпожа де Шеврез сегодня вечером носила письма Мазарини, которые она хочет продать.

– Боже мой, боже мой! – прошептал Фуке, вытирая струившийся по лбу пот.

– Теперь вы начинаете понимать?

– Что я погиб? Да.

– Вы не находите, что стоит немного менее твердо держать свое слово, чем Регул?

– Нет, – сказал Фуке.

– Упрямые люди, – пробормотал Арамис, – всегда так устраиваются, что ими восхищаются.

Фуке протянул ему руку.

В этот момент на прекрасных черепаховых часах с золотой резьбой, стоявших на консоли против камина, пробило шесть часов утра.

В передней заскрипела дверь, и Гурвиль, подойдя к кабинету, сказал:

– Господин Ванель спрашивает, может ли монсеньер принять его?

Фуке отвел глаза от глаз Арамиса и ответил:

– Просите господина Ванеля войти.

Ванель, вошедший в этот момент разговора, явился и для Фуке и для Арамиса как бы точкой, которой заканчивается фраза. Но для Ванеля присутствие Арамиса в кабинете Фуке должно было иметь совсем другое значение.

Поэтому, едва только войдя в комнату, он остановил на тонком и в то же время строгом лице ванского епископа удивленный взгляд, который вскоре стал подозрительным.

Что же касается Фуке, то он, как истинный политик, то есть человек, вполне владеющий собой, усилием воли уничтожил на своем лице все следы волнения, вызванного разоблачениями Арамиса. Это больше не был человек, раздавленный несчастьем и принужденный искать выхода; он поднял голову и протянул руку, приглашая Ванеля подойти ближе.

Он снова был первым министром и хозяином у себя в доме.

Арамис знал суперинтенданта. Ни тонкость его сердца, ни широта его ума не могли удивить епископа. Поэтому, отказавшись от активного участия в разговоре, он на время взял на себя трудную роль человека наблюдающего и слушающего.

Ванель был заметно взволнован. Он дошел до середины кабинета, низко кланяясь всем и всему.

– Я явился… – начал он.

Фуке кивнул и сказал:

– Вы точны, господин Ванель.

– В делах, монсеньер, мне кажется, что точность – добродетель.

– Да, сударь.

– Простите, – перебил Арамис, указывая пальцем на Ванеля и обращаясь к Фуке, – простите, это тот господин, который хочет купить вашу должность, не правда ли?

– Да, это я, – отвечал Ванель, удивленный крайне высокомерным тоном, которым Арамис задал вопрос. – Но как мне надлежит называть того, кто удостаивает меня?..

– Называйте меня монсеньер, – сухо отвечал Арамис.

Ванель поклонился.

– Довольно, довольно, господа, – сказал Фуке, – достаточно церемоний. Перейдем к фактам.

– Монсеньер видит, – сказал Ванель, – я весь к его услугам.

– А я подумал, что вам, может быть, надо мне сказать что-нибудь?

– О, он изменил свое решение, я погиб! – прошептал Ванель. Но, набравшись мужества, сказал: – Нет, монсеньер, мне совершенно нечего вам сказать, кроме того, что я сказал вчера и готов повторить сегодня.

– Будьте откровенны, господин Ванель, не слишком ли труден для вас наш договор, скажите мне?

– Разумеется, монсеньер, миллион пятьсот тысяч ливров – это большая сумма.