Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая

Но в тот момент, когда он собирался вспылить, чтобы добиться или объяснения, или лошадей, ему пришла в голову мысль. Он вспомнил, что поблизости живет граф де Ла Фер.

– Я не путешествую, – сказал он, – мне не нужно подставы до следующей почты. Дайте мне только пару лошадей, чтобы навестить одного из моих друзей, дворянина, живущего поблизости.

– Какого дворянина, позвольте узнать? – спросил хозяин почтового двора.

– Графа де Ла Фера.

– О, – сказал хозяин, почтительно снимая шляпу, – это достойный дворянин. Но как ни велико мое желание угодить ему, я не могу дать вам пары лошадей. Все мои лошади наняты господином герцогом де Бофором.

– Ах! – произнес раздосадованный Арамис.

– Однако, если вы хотите воспользоваться моей тележкой, я велю запрячь старую слепую лошадь, и она довезет вас к графу де Ла Феру.

– Я заплачу вам луидор.

– Нет, сударь, только экю; такую цену платит мне господин Гримо, управляющий графа, каждый раз, когда берет мою тележку, и я не хочу, чтобы граф мог меня упрекнуть за то, что я вынудил одного из его друзей заплатить слишком дорого.

– Как вам угодно, и особенно как угодно будет графу де Ла Феру, которого я совсем не хочу сердить. Вы получите экю; но ведь я имею право дать вам еще и луидор за вашу изобретательность.

– Конечно, – обрадовался хозяин.

И он сам запряг свою старую лошадь в скрипучую тележку.

В это время у Портоса был очень любопытный вид. Он решил, что угадал тайну, и ему не сиделось на месте: во-первых, потому, что визит к Атосу ему был особенно приятен; во-вторых, потому, что он надеялся найти и хорошую постель, и славный ужин.

Запрягли лошадь, хозяин предложил одного из своих слуг, чтобы отвезти путешественников в замок Ла Фер.

Портос уселся вместе с Арамисом в тележку и сказал ему на ухо:

– Я теперь все понимаю.

– Вот как! Что же вы понимаете, мой друг?

– Мы едем к Атосу с каким-нибудь важным предложением от короля.

Арамис ответил что-то невнятное.

– Не говорите мне ничего, – добавил Портос, стараясь своим весом уравновесить тележку, чтобы избежать тряски, – не говорите ничего, я угадаю.

– Отлично, друг мой, угадывайте, угадывайте.

Они приехали к Атосу в девять часов вечера, когда на небе ярко светила луна.

Этот лунный свет чрезвычайно радовал Портоса, но почти в такой же степени не нравился Арамису. Он выразил Портосу свое неудовольствие, на что тот ответил ему:

– Да, я все понимаю. Поручение тайное.

Это были последние слова, произнесенные Портосом. Кучер перебил его сообщением:

– Господа, вы приехали.

Портос и его спутник вышли из тележки у двери небольшого замка.

Здесь мы снова встретимся с Атосом и Бражелоном, исчезнувшими после того, как открылась измена Лавальер.

Есть слово истины, гласящее: великие печали заключают в себе зерно утешения.

Серьезная рана, нанесенная Раулю, приблизила к нему его отца, и один Бог знает, как были нежны утешения, лившиеся из красноречивых уст и великодушного сердца Атоса. Рана еще не зарубцевалась; но Атос, разговаривая со своим сыном и сопоставляя свою жизнь с его жизнью, в конце концов убедил Рауля, что страдание от первой неверности должно обязательно случиться в жизни каждого, и каждый, кто любил когда-нибудь, знаком с ним.

Часто Рауль, слушая, не слышал. Ничто не заменит влюбленному воспоминаний и мыслей о любимой. И тогда Рауль говорил своему отцу:

– Согласен, что все, что вы говорите мне, отец мой, правда; я знаю, что никто так не страдал, как вы, но вы человек слишком большого ума и слишком много испытали, вы можете простить слабость человеку, который страдает в первый раз. Никогда я не привыкну к мысли, что Луиза, самая чистая и невинная женщина, подло обманула такого честного и любящего человека, как я. Луиза погибшая! Луиза развратная! Ах, отец, для меня это гораздо ужаснее, чем покинутый и несчастный Рауль.

Тогда Атос начинал защищать Луизу, оправдывая ее неверность любовью.

– Женщина, которая отдалась королю, потому что он король, заслуживала бы название развратной. Но Луиза любит Людовика. Оба молоды, он забыл свое положение, а она свои обещания. Любовь все прощает, Рауль. А они действительно любят друг друга.

И после подобного разговора Атос вздыхал, видя, как Рауль мечется от жестокой раны, убегает в глубину леса или скрывается у себя в комнате, откуда выходит через час бледный, но укрощенный.

Так проходили дни, последовавшие за той бурной сценой, во время которой Атос так сильно задел неукротимую гордость короля. Никогда в разговорах со своим сыном он не упоминал эту сцену; никогда он не передал ни одной подробности этого величественного ухода, который, быть может, утешил бы юношу, показав ему униженным его врага. Атос не хотел, чтобы оскорбленный влюбленный забыл об уважении к королю.