Иван Горбунов: На реке

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Дедушка Степан, старик, лет 60, сторож опустевшей барской усадьбы.

Иван, крестьянин, егерь.

Владимир,

Ардалион, лакеи

Вася,

Настя,

Гришка,

Дема и другие. Крестьянские дети из ближнего села

Жареный, 16 лет, учился в Петербурге у портного, отдан родственникам по приговору Окружного суда.

На берегу реки, поросшем ивой, землянка. Из реки выдался в берег большой камень. На противоположном крутом берегу старый барский дом, с заколоченными окнами.

Дедушка СТЕПАН сидит у землянки, чинит сапог, ИВАН подходит.

Иван.

Бог помощь, дедушка Степан.

Дедушка Степан.

Спасибо, милый человек, спасибо тебе. Что Бог дал?

Иван.

Плохо!.. Пару чирят… (к собаке). Куш, ляжь тут, подлая!

Дедушка Степан.

Что мало?

Иван.

С ружьем что-то… оченно отдавать стало… нет никакой возможности. Утрось зайца хлестанул, насилу сам на ногах устоял… В кузницу надо зайти, казенник отвернуть… Ильич не проходил?

Дедушка Степан.

Выпалил тут кто-то по реке.

Иван.

Должно он, окромя его некому. Надо полагать, он теперича к Кривому колену ударился.

Дедушка Степан.

Отошел он, значит, от генерала-то?

Иван.

Отошел, места ищет.

Дедушка Степан.

А житье, кажись, ему было хорошее.

Иван.

Умирать бы не надо, но только и терпеть нет никакой возможности.

Дедушка Степан.

Ну!

Иван.

Оченно уж дерется… Так дерется – страсть! Ежели он теперича стреляет и как, например, мимо – сейчас егоря в ухо. Лучше не стой близко… Сапожки гоношишь?

Дедушка Степан.

Да, парнишке Мавриному… починить просил…

Иван.

Это черненький-то?

Дедушка Степан.

Да, черненький. Вчера прибежал: дедушка, говорит, почини. Такой шустрый мальчишка, я таких и не видывал. Даром что махонькой, от земли не видать, а пойдет говорить – складнее барского сына. Ежели бы его в ученье в какое хорошее…

Иван.

Ты ребят уж больно балуешь, сказывают.

Дедушка Степан.

Целый день они у меня тут. Вот жар-то посвалил, все сейчас прибегут. Васютка уж вон там под ивой старается, удит. С большим мне, друг, хуже, верно тебе говорю… не люблю… а парнишко придет – первый он у меня человек. Ты думаешь – парнишко что? Он все понимает, все смыслит, только ты его не бей, не огорчай его…

Иван.

Что ты, дедушка Степан, разве возможно их не бить? Первое дело – без этого он не вырастет, а второе дело – ежели его не бить, он тебя почитать не станет… Не оченно чтобы бить, а так потрепать инный раз – это оченно им в пользу.

Дедушка Степан.

Стало быть, ты слов не умеешь, коли малого ребенка бьешь…

Иван.

Да я не бью, мне, примерно, все одно, только словно бы без этого невозможно… Нас тоже лупили порядочно… В фалеторы меня махонького взяли, так бывало кучер тебя прибьет, да дворецкий тебе накладет… а в трактир-то в ученье отдали, там пять годов сряду били… Оченно уж раз мне пришлось, пошел хозяину жаловаться, так меня сейчас за бунтовство в часть отправили, да чуть было на поселенье не сослали, целый день у хозяина в ногах валялся… (Собака бросается за птичкой). Еси сюда, подлая!.. Убью!..

Дедушка Степан.

Хорошего мало, милый человек.

Иван.

Ну, постой! Так будем говорить: наше дело простецкое, а по купечеству теперича, не к нам их к мужикам приравнять: – теперича я на фабрику к купцу Гладкову дичь представляю к механику к англичанину, так вот я тебе что скажу: так этот купец своих детей жучит, что лучше требовать нельзя. А купец значительный, дочь у его за полковником… Значит, следует.

Дедушка Степан.

Бьет шибко, а дети все пьяницы повышли.

Иван.

Пьяницы как есть, это что говорить… Пьяницы настоящие. Намедни было фабрику пьяные сожгли… а Семен Митрич вот из этого самого ружья у тешиловского мужичка лошадь застрелил. Блажной!.. Опух теперь весь и хозяйка от его сбежала, в Москве путается… (Раздается выстрел). Это Ильич!… Прощай, дедушка Степан…

Дедушка Степан.

Дай Бог час!

ВАСЯ показывается из-за куста.

Вася.

Дедушка, ребята идут, должно тоже рыбу ловить…

Иван( закуривая трубку ).

А ты, Васютка, умеешь рыбу-то ловить?