Элизабет Гаскелл - Север и Юг

Она погрузилась в мрачное молчание и, сев на стул, обругала себя за неумение держать язык за зубами. Пытаясь унять свое непокорное сердце, терявшее спокойствие в присутствии мистера Торнтона, Маргарет услышала тихую просьбу матери. Миссис Хейл выразила желание, чтобы миссис Торнтон пришла к ней завтра утром, если это возможно. Гость обещал поспособствовать этому, затем, немного побеседовав с больной хозяйкой, собрался уходить. Мышцы и голос Маргарет, казалось, тут же освободились от невидимых оков. Мистер Торнтон не смотрел на нее, но тот способ, которым его взгляд избегал любой встречи с ее глазами, определенно свидетельствовал о том, что он знал, где она находилась. Когда Маргарет делала какое-то замечание, он нарочито пропускал ее слова мимо ушей. Но в следующей фразе, обращенной к другому собеседнику, он прямо или фигурально давал ответ на ее возражения. Эти плохие манеры объяснялись не грубостью и невежеством, а упрямством, вызванным глубокой обидой. Обычно о таком поведении со временем жалеют. Но в данный момент, переживая душевные страдания, он позволял себе подобную вольность. Маргарет заметила, что она думала о нем больше, чем прежде. Однако в ее мыслях не было каких-либо оттенков любви – скорее, сожаление. Его показное безразличие ранило девушку, и она с мягким терпением пыталась вернуть их прежнюю, полную противоречий дружбу – то доброе расположение, при котором он относился к ней с таким же уважением, как и к другим членам ее семьи. В его присутствии она вела себя с нарочитым смирением. Оно как бы являлось ее безмолвным извинением за слишком сильные слова, сказанные в минуты нервного срыва на следующий день после бунта рабочих.

Но мистер Торнтон действительно обиделся. Слова Маргарет по-прежнему звучали в его ушах, и он гордился собой за то чувство справедливости, которое заставляло его заботиться о ее родителях. Он находил удовольствие, принуждая себя смотреть на нее равнодушным взглядом. Он замечал, как его доброта к ее матери трогала Маргарет. Поначалу мистер Торнтон думал, что не сможет находиться в одной комнате с той девушкой, которая так сильно оскорбила его. Но он ошибался. В ее присутствии он чувствовал странную радость, переходившую в сладкую муку. К сожалению, мистер Торнтон не был объективным, анализируя мотивы своих поступков.

На следующее утро миссис Торнтон пришла навестить миссис Хейл. Здоровье последней намного ухудшилось. В ту ночь случился кризис – предвестник скорой смерти, – и ее семья была напугана, каким серым и впалым стало лицо больной женщины за эти двенадцать часов страданий. Миссис Торнтон, не видевшая ее несколько недель, сразу же смягчилась. Она пришла по личной просьбе сына, сохранив все гордые и злые чувства в отношении семьи, к которой принадлежала Маргарет. Следует отметить, что она сомневалась в болезни миссис Хейл. Она негодовала, что из-за какого-то пустого и сиюминутного каприза со стороны этой леди ее оторвали от дел, задуманных на сегодняшний день. Миссис Торнтон так и сказала своему сыну, что она сожалеет о приезде этого семейства в их город и что лучше бы он никогда не знакомился с ними. И добавила, что такие языки, как латынь и греческий, совершенно бесполезны. Сын выслушал ее с терпеливым молчанием, но когда она закончила бранить латынь и другие мертвые языки, он тихо, кратко и вежливо повторил свою просьбу пойти и встретиться с миссис Хейл в назначенное время, которое было удобно для больной женщины. Миссис Торнтон подчинилась, хотя и выказала свое неодобрительное отношение к желанию сына. С другой стороны, она еще сильнее любила его за такие проявления чувств, преувеличенно расхваливая необычайную доброту и упорство, с какими он сохранял свою дружбу с Хейлами.

Великодушие и добросердечность сына (как и прочие его мягкие черты характера), по мнению миссис Торнтон, граничили со слабостью. Неуважение к семейству Хейлов и абсолютная неприязнь к Маргарет были ее определяющими эмоциями, пока она не почувствовала всю их ничтожность перед темной тенью крыльев неумолимого ангела смерти. Миссис Хейл – мать, как и она сама, но намного моложе ее – лежала в постели, с которой ей уже было не суждено подняться. Несчастная женщина не различала оттенков света в затемненной комнате. У нее не осталось сил для движений – даже для простого поворота головы. Ее слух улавливал только чередование шепчущих голосов, которые сменялись зловещей тишиной, и эта монотонность предсмертных часов казалась ей невыносимой! Когда цветущая жизнью и силой миссис Торнтон вошла в спальню, миссис Хейл не шелохнулась. Однако по ее лицу было видно, что она обрадовалась гостье. Она открыла глаза и облегченно вздохнула. На ее ресницах собирались слезы. Посмотрев на миссис Торнтон, она медленно вытянула руку, нащупала ладонь посетительницы и слабо прикоснулась к ее большим твердым пальцам. С ее уст сорвалось несколько тихих слов. Миссис Торнтон пришлось склониться, чтобы их услышать.