Мария Башкирцева - Мария Башкирцева. Дневник

М. заставляет меня быть грубой в разговоре, а тот мог бы сделать из меня ангела, он возбуждал и мог возбуждать во мне только самые возвышенные мысли.

20 апреля

Вчера вечером, захлопнув эту тетрадь, я раскрыла тетрадь шестьдесят вторую, прочла несколько страниц и напала наконец на письмо А.

Это заставило меня долго мечтать, улыбаться, потом снова отдаваться мечтам. Я легла поздно, но нельзя назвать это время потерянным; такого рода «трата времени» не находится всегда в руках человека: эти минуты возможны только в молодости; и надо ими пользоваться, ценить их и наслаждаться ими, как и всем, что дано нам Богом. Люди обыкновенно не ценят своей молодости, но я знаю цену всему, как старик, и не хочу упустить ни одной радости.

Я не могла сегодня исповедаться перед обедней из-за Робера-Флери, так что причастие пришлось отложить на завтра. Исповедь была преоригинальная – вот она.

– Вы не без грехов, – сказал мне священник после обычной молитвы, – не согрешили ли вы в лености?

– Никогда.

– В гордости?

– Всегда.

– Вы не поститесь?

– Никогда.

– Не оскорбили ли кого-нибудь?

– Не думаю, но возможно; вообще – много всяких мелочей, батюшка, особенного – ничего.

– Да простит вас Бог, дочь моя. – И т. д. и т. д.

Ум мой в настоящее время совершенно в порядке; я имела возможность проверить это сегодня вечером во время разговора; я совершенно спокойна и решительно ничего не боюсь – ни в нравственном, ни в физическом отношении… Очень часто мне случается сказать: я страшно боялась не пойти туда-то или сделать то-то. Это просто преувеличение, которое свойственно решительно всем и ровно ничего не означает.

Что мне приятно, так это то, что я привыкаю поддерживать общий разговор: это необходимо, если желаешь завести себе порядочный салон. Прежде я брала себе кого-нибудь одного, а всех остальных оставляла на произвол судьбы.

Клод Моне. Лиловый. 1915–1926

21 апреля

В два часа пришел М.; мы несколько раз оставались одни, и он объяснился мне в любви, кажется, серьезно. Что ни говори, а это всегда волнует, и когда он сказал мне:

– Да разве вы не знаете, что я люблю вас, что я всей душой люблю вас, – я почувствовала то смущение, которое когда-то принимала за ответную любовь.

– Ну, – отвечала я, – я думаю, что вы не единственный, если это даже правда.

– Если это правда! Вы это отлично знаете, как можете вы не верить этому.

Он схватил мою руку и страстно поцеловал ее.

– Полноте, – сказала я, – вспыхнув и отдергивая руку, – как вам не стыдно заставлять меня краснеть! Право, вы ведете себя слишком неблаговоспитанно для бонапартиста, потому что я не думаю, что такое обращение с девушкой принято во Франции.

Но он еще в течение десяти минут продолжал умолять меня дать ему руку, но я не дала ему, сохраняя серьезный вид, скрывавший непритворное волнение.

– Вы украли этот поцелуй.

– Дайте же мне ваше разрешение…

– Ни за что.

– Но ведь вы знаете, что этот поцелуй будет моей отрадой в течение двадцати пяти дней, которые я пробуду вдали от вас, что…

Но тут кто-то вошел. Он хорошо играл свою роль…

После четырех часов он ушел; я несколько минут прогуливалась с Диной, потом пришло несколько человек гостей. Между прочим заговорили и об N.N., и я сказала, что я не хочу слышать о нем ничего дурного, что я его люблю и уважаю и что если бы мы с ним и разошлись, это ровно ничего не изменило бы.

Неужели М. действительно любит меня?..

Я противопоставила его излияниям стену равнодушия и насмешек, что подало повод к некоторым изречениям того рода, которые вызывают всеобщее удивление.

Я открыла свои старые тетради химии…

Когда я достигну окончательных результатов в живописи, я буду учиться декламации: у меня голос и жесты драматической актрисы.

Если только Бог даст мне здоровья и времени, я буду заниматься всем; я и так уже много делаю, но это только начало.

Я создала себе существование, достойное зависти.

23 апреля

М., в сущности, очень неглуп, особенно для такого светского молодого человека. Но в сравнении с N.N. это то же, что сравнивать какую-нибудь салонную певицу с Патти… Я надеюсь, друзья мои, что вы отдаете должную справедливость человеку, собирающемуся теперь окунуться в прелести семейной жизни, вы ведь знаете, как высоко я его ставлю, а в моей гениальности вы, конечно, не сомневаетесь!!!