Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

– Теперь твоя череда кончить,  – сказал Кольцо шаману.

– Охотно, бачка,  – отвечал Уркунду,  – только прежде скажу, как Грозе послышались наши голоса. Вишь, Мещеряк, которому отдал нас Ермак за лазутчиков, запер нас в яму, обещаясь наутро прийти выпытать правду. Мне бы ничего, да бедняжка Велика не стерпела смрада от мертвого тела, которое лежало в тюрьме вместе с нами, и обеспамятела; кое-как я пособил ей; долго ничего не было ни слышно, ни видно вокруг нас. Вдруг, к неописанной радости, узнали мы через скважину, что подле нас стоит атаман Гроза. Мы почти в один голос закричали, чтобы он спас нас. Вот эти-то слова он принял иначе и чуть не положил своей буйной головушки.

– Слава богу,  – прервал его Кольцо,  – что он не понял их, как должно, иначе не сделал бы славного дела. Но скажи: как же ты спас его?

– Помнишь ли, я убежал от вас, услыша, что пропал Гроза,  – продолжал шаман,  – вот я бегу на место сечи, там перешарил всех убитых и раненых, даже безголовых, а все не нашел атамана Грозы. Вот я и пошел по красному следу к Иртышу и не знал, радоваться ли мне или печалиться, когда увидел его плавающим в запекшейся крови,  – и чуть было я не прозевал его в его новом наряде. Ну-ка мыть его в чистой воде да скоблить песком, пока не полилась кровь; я обрадовался, а он все не дышал. Тут я облепил его кедровой серой. До Искера было далеко, да и не подняться бы вверх по вешке [58] Лодка из береста. , которая тут стояла у берега; и так я по воде сплавил его до юрты князя Боара.

На семи нартах, запряженных оленями, казаки наши отправились на четвертый день в обратный путь, взяв с собою больного Грозу и шамана. В трое суток они благополучно достигли Искера.

Кольцо спешил сообщить Ермаку Тимофеевичу сведения, касающиеся до Грозы.

– Хорошо, коли окажется правда,  – заметил довольно сухо Ермак,  – иначе ему будет дурно.

– Ты знал Грозу за честного казака, он на себя не всклепнет,  – отвечал Кольцо с приметным неудовольствием.

– То правда,  – сказал Ермак,  – но ты сам знаешь, что в делах общественных нужно откинуть всякое лицеприятие.

– Коли нужно, атаман, я присягну на Евангелии, что все показанное Грозой есть совершенная правда.

– Всего этого недостаточно, любезный Иван Иванович, ты ведь не был свидетелем, а тоже веришь чужим словам.

– Если надобен свидетель,  – подхватил Кольцо,  – то спроси под присягой есаула Самку.

– Это другое дело. Мы то и сделаем ужо на кругу и увидим, как посудят товарищи,  – сказал Ермак хладнокровно и вышел вон из палаты.

Кольцо не мог надивиться суровости атамана к Грозе, не зная, что причиной оной были новые козни Мещеряка. Ермак послал партию из двадцати казаков под начальством Самуся на Абалацкое озеро для рыбной ловли. Казаки, забыв осторожность, умеренность и строгий наказ атамана, предались по примеру развратного своего есаула пьянству, грабежу и всякого рода насилиям в близлежащих шамшинских юртах. Озлобленные жители дали знать Маметкулу, который, несмотря на язву свою, бодрствовал невдалеке, выжидая случаев вредить победителям. Ему не стоило большого труда перерезать весь отряд, кроме четверых, которых успел спасти Ермак, прилетевший сам на помощь по первому зову. Неприятели дорого заплатили ему за убийство шестнадцати православных воинов, но и спасенных им четверых, в том числе есаула, он предал кругу на осуждение за ослушание и распутство. Ермак требовал от дружины не только повиновения и храбрости, но и целомудрия и чистоты душевной, уверен будучи, что Бог дает ему победу с малым числом добродетельных воинов, нежели с большим числом закоснелых грешников.

Кольцо возвратился в Искер в самое то время, как Ермак приказал привести в исполнение приговор круга, которым присуждены были три казака: просидеть в реке в кандалах для омовения и в набитом песком платье с полдня до заката солнца, а есаул Самусь принужден на смерть, яко виновник гибели своих подчиненных. Мещеряку жалко было лишиться участника своих замыслов, но он знал, что разве чрезмерные меры могли преклонить Ермака Тимофеевича к помилованию, а потому подговорил нескольких казаков прийти на Майдан [59] Казаки и в Сибири завели свои круги на площади, которую назвали Майданом. и потребовать суда Грозе, который оказал еще важнейшее ослушание самовольным отлучением из Атика. Мещеряк полагал, что для спасения своего любимца Ермак смягчит наказание Самусю. Но не таков был вождь их: он равнодушно выслушал требование воинов и обещал предать немедленно Грозу на суд круга.