Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

Круг собирался в то самое время, как Ермак беседовал с Кольцом. Оставив сего последнего в своей палате, атаман скоро и его потребовал на Майдан. Кольцо нашел вождя уже говорящим.

– Требование ваше, товарищи, справедливо,  – сказал Ермак Тимофеевич.  – Атаманы обязаны подавать пример строгого выполнения своих обязанностей, а потому и подлежат строжайшей перед другими ответственности. Правда, городище не было в опасности, но мог ли Гроза предвидеть, что неприятель не обратится на него и не постарается лишить нас главных сил, богатства и пропитания, вверенных в его защиту? Пусть обвиняемый явится к оправданию себя,  – примолвил он, дав знать головой стоявшим за ним казакам, чтобы позвали Грозу, если имеет что принести в свое оправдание.

– Чай, потешался в разговорах со своей невестой,  – раздался насмешливый голос из толпы казаков.  – Ему одному у нас счастье да воля.

– Нет, товарищи,  – сказал Кольцо с жаром, выйдя на середину,  – не обвиняйте понапрасну атамана Грозу, не берите греха на душу, чтобы после самим не жалеть. Подаю голос допросить свидетелей. Есаул Самка, который оставался после него старшим в городище, обязан присягнуть на святом Евангелии, что покажет истину…

Ермак и весь круг одобрили сие предложение, и Самка, подойдя к налою, на котором лежали Евангелие и крест, дал обещание не покривить душою, поцеловав то и другое.

После сего он повторил торжественно все то, что мы уже знаем из признания Грозы в юрте Боара, присовокупив только, что он освободил Уркунду с Великою из тюрьмы, в которую кинул их Мещеряк, уже после отбытия атамана Грозы, который про них не ведал, да и сам он нечаянно открыл место их заточения.

– Теперь выслушаем другого свидетеля,  – сказал Кольцо и велел Уркунду рассказать, где и как он нашел Грозу. – Оставляю, товарищи,  – присовокупил он,  – справедливому вождю нашему дополнить остальное…

– Да, я готов засвидетельствовать торжественно,  – продолжал Ермак, возвыся голос,  – что видел собственными своими глазами, как Гроза поразил Маметкула и сей отвагой обратил к нам победу…

В это самое мгновение показался Гроза – бледный, изможденный, покрытый глубокими язвами, опираясь на двух казаков. Никогда вид его не бывал столь привлекателен, никогда потешные раны не украшали более героя и не возбуждали сильнее чувств благоговения. Казаки по невольному побуждению сняли перед ним шапки.

Гроза приблизился к Майдану и слабым голосом сказал:

– Братцы! Я принес вам свою повинную голову…

– Победителей не судят,  – раздалось в кругу.

– Итак, я умру не как преступник… Не откажите мне, братцы, еще в одной милости…

– Говори, говори, все для тебя сделаем…

Гроза сделал шаг вперед, вырвался из рук помощников и, кинувшись на колени, произнес со слезами:

– Простите Самуся…

Неожиданная просьба привела всех в недоумение. Все глядели на Ермака, как будто требуя от него решения… Между тем Гроза все стоял на коленях, и по стечению обстоятельств в то же время обреченного на смерть Самуся выводили в железах, с обнаженными саблями из часовни, где он исповедался и причастился Святых Тайн. Впереди него несли мешок, в котором он через несколько минут должен быть зашит заживо и с каменьями опущен на дно глубокого Иртыша.

Столь умилительное зрелище не могло не тронуть самого твердого сердца – сердца Ермака Тимофеевича. Он первый снял с себя шапку и, махнув ею, закричал:

– Прощаем!..

Отрадное слово сие, везде и всегда радостное, с восторгом повторено было доблестными воинами. Все веселились не менее одержанной победы; один виновник этого веселья, Гроза, по слабости сил не мог принять в нем участия. Его без памяти отнесли с Майдана.

Помолвка Грозы с Великою.  – Открытие новых умыслов Мещеряка.  – Остяки и вогулы требуют Ермака в цари сибирские.  – Ермак отвергает.  – Круг.  – Посторонние толки.  – Ермак предлагает повергнуть завоеванное ими царство царю Иоанну Васильевичу.  – Мещеряк противится.  – Провозглашение Ермака царем сибирским.  – Казаки увлечены лестью и коварством Мещеряка.  – Ермак отказывается.  – Кольцо едет послом к царю Иоанну Васильевичу.  – Неудача Мещеряка.

Не далее как через пять дней после сего происшествия в Искере случилось не менее достопамятное и неожиданное зрелище. По желанию несчастных любовников, расстававшихся на неопределенное время, Ермак позволил Грозе обручиться с Великою накануне отъезда ее с гонцом, которого отправлял он к Строгановым с подробным извещением о своих успехах.