Павел Свиньин - Ермак, или Покорение Сибири

Но победы сии стоили, может быть, для Ермака не более усилий и искусства, требовали не более разума и силы характера, чем удержание буйных своих сподвижников в границах военной подчиненности и убеждение малодушных к продолжению начатого предприятия. Два раза в особенности Ермак Тимофеевич должен был употребить все меры осторожности и всю власть красноречия для потушения искры возмущения, готовой вспыхнуть. В первый раз, когда казаки пришли к устью Тавды, то большая часть их требовала возвращения в Россию, наслышавшись, вероятно, от зырянских проводников, что прямые дороги в отечество шли вверх сей реки и потом через Югорские горы. Второе подобное восстание некоторых строптивых и лишенных бодрости от беспрерывных трудов и уменьшения дружины случилось в Атике, после чего Ермак учредил, как мы видели тоже выше, сорокадневный пост.

Разумеется, что Мещеряк был душой всех слабых и недовольных, умея, впрочем, всегда оставаться в стороне. Но как к злобе и мести, которые питал он к Ермаку Тимофеевичу, присоединилось в последнем случае и корыстолюбие, то при разделе богатства Епанчи он обидел своего приятеля и соучастника во всех злых умыслах Самуся, который в отмщение доставил случай Ермаку быть свидетелем, как сей злодей раздувал пламя бунта между казаками, стращая их великими ополчениями царя сибирского, который если не перебьет в неделю последних казаков, то пустит умереть с голоду, между тем как теперь, возвратясь на Дон с полными мошнами, можно будет забыть горе, понесенное ими бог знает для чего, и пожить в приволье.

– Кабы у Ермака Тимофеевича,  – говорил Мещеряк,  – была к вам жалость, то он вернулся бы еще онамеднесь с реки Тавды, ан нет, тащит за собою вперед, чтобы выкупить свою головушку – верной смертью. Я сам, братцы, опальный, а не погубил ваши душеньки за свою одну.

Преодоление препятствий, поставленных природой почти на каждом шагу на пути незнаемом, на краю света – через горы, пропасти, леса, реки, – в беспрерывной борьбе со стихиями, в беспрестанной готовности отражать неприятеля неведомого, встречать засады неожиданные – требовало также большого присутствия духа, предприимчивости и разума необыкновенного.

Наконец после стольких трудов, препон, пожертвований, смертей Ермак достиг своей цели, сдержал слово, данное именитому человеку, – покорил царство грозного Кучума. Увидим разум его в земских учреждениях, в умении вселить в людей грубых, диких доверенность к новой власти. Для достижения оного он должен был паче всего увеличить взыскательность и строгость к своим сподвижникам, дабы и в земле завоеванной не смели они тронуть волоса у мирных жителей. Жалея товарищей своих, как братий в битве, не жалел он в случае преступления и казнил за всякое ослушание, за всякое дело студное.

Кольцо спасается в снегу во время бури.  – Угощение и забавы остов.  – Любопытный рассказ Грозы.  – Новые козни Мещеряка.  – Гибель двадцати казаков.  – Суд над виновными.  – Торжество Грозы.  – Трогательное зрелище.

Уркунду был уверен, что с Боаром получит добрую весточку от Ермака, но не ожидал, чтобы судьба столь скоро доставила случай перевезти к нему больного своего друга. В четыре дня столько нанесло снега, что встал прекрасный зимний путь, и шаман мог положить Грозу в нарты. Но этот снег замедлил возвращение из Искера в свои юрты знакомых нам остяков, ибо они предприняли сие путешествие пешком, не думая, чтобы светлая погода так скоро переменилась в несносную. Особенно от сей неожиданности страдали Кольцо с пятью казаками, пошедшими вместе навестить пропадавшего товарища, несмотря, что и они, кажется, давно знакомы были со всякого рода непогодой.

На третий день буран выгнал путешественников наших из лесу, которым они пробирались, дабы не сбиться с пути. Старые кедры, вырываемые с корнем, кидали перед глазами их как легкие перышки и угрожали им беспрерывно быть раздавленными. На пустырях опасность еще увеличилась с ожесточением бурана, который, по приметам остяков, не скоро мог уняться.

– Нечего делать, бачка,  – сказал Боар в испуге,  – ложиться в снег, пока не замерзли.

– Поищем лучше, князь, какой-нибудь ямы, вот у этой горы,  – отвечал Кольцо, дрожа от холода.

– Нет, бачка, не проползешь и десяти шагов заживо.

Не говоря более ни слова, остяки принялись копать в снегу глубокие ямы и ложились в них по двое, стараясь покрыть себя как можно толще снегом. Казакам сколь ни не хотелось погребстись заживо во временных сих могилах, но не оставалось другого средства к спасению, ибо буран, казалось, привел все стихии в ожесточение. Воздух раздирался каким-то пронзительным свистом; снег, превращаясь в мелкие пылинки, захватывал дыхание и, клубясь с вихрем, представлял небо и твердыню в распре и хаосе. Звери, птицы спешили укрыться в благодетельных сугробах и горах, внезапно возникавших на гладкой поверхности. Сами деревья, казалось, стонали.