– Пробралися на родину Аввакума? Да к тебе они как зашли, боярин? – удивлялся Стародубский.
– На Унже принимала странниц Ирина Полуектовна, – высказал Савелов.
– Знать, у Савеловых в роду у вас, все вы недомекаете! – воскликнул Никита Петрович.
– Чем Бог наделил, тем и живем, – смеясь, сказал Савелов. – Смолоду в походах бывал и на царских пирах место было, теперь пора грехи отмаливать!
– Не попади на грех снова: поистине опасливо! Помни ты про боярыню Морозову! – грозил Стародубский.
– Наша смиренна, как голубка! – возразил Савелов.
– Они вначале все смиренны! Слыхал ты, что в Сибири, в скиту заперлись, обложили себя соломой и сожглися? Чтобы не допустить забрать себя, сколько народу погубили!.. Не погубить бы и тебе боярышню.
– Я чаю, хорошо бы повенчать ее с кем-либо поскорее, под защитой жила бы… – робко высказал боярин Савелов.
– Да, – подтвердил Стародубский, ободряя его, – за человека разумного, и наградить ее не откажись, – говорил Никита Петрович, которому по мыслям было намерение Савелова выдать внучку.
– Наградить я не прочь, но за кого же?..
– Надели невесту своими поместьями, а я жениха привезу, как вернется Алексей с похода!
– Чувствую твою ласку и милость, – говорил умиленный Ларион Сергеевич, – умру спокойно.
– Другим внукам твоим еще останется довольно, а меньшую боярышню на себя возьмет наградить Ирина Полуектовна. И будь покоен за Степаниду, будет она за моею зашитой! До греха ее не допустим.
Судьба боярышни Степаниды и Алексея была решена на этом совещании, и бояре простились довольные.
Но не так довольна была Степанида, когда решение это было объявлено ей через родительницу несколько времени спустя. Невесело приняла эту весть и сама Ирина Полуектовна; боялась она за судьбу дочери в доме Стародубских, и ни света, ни радости не виделось ей в этом сватовстве. Степанида не кручинилась при матушке и не промолвила ни слова.
– Что же ты на это молвишь? Что думаешь, Степанидушка?
– На все воля Божия. Чаю, что Он того не допустит! – промолвила она.
– Может, Господь счастье посылает тебе, сироте, дай же ты мне ответ… – неохотно уговаривала ее матушка.
– Рано про то задумываешь, – и жених еще с войны не вернулся; дозволит ли то Господь, уйдет ли он от турок иль ляхов, – того не ведаем! И грешно пока о том задумывать! – уклончиво отвечала Степанида.
– Не прекословь больному деду и не гневи его до времени, – просила боярыня.
– Не стану гневить, – тихо сказала Степанида.
Но не то говорила она сестре и мамушке; на расспросы их о сватовстве она высказалась им не таясь:
– Слушай, мамушка! И не думай, чтоб я повенчалась с кем-нибудь, а не только с боярином Стародубским! Семья их живет не так, как угодно Богу. Молодой боярин и теперь своих братьев христиан убивает! Ты что скажешь про то, сестра Паша?
– Что на войне он, – в том боярин неповинен; и отец твой, и крестьяне ходят на войну, когда царь приказывает! – высказала Паша.
Степанида усмехнулась молча, словно хотела сказать: ничего вы не разумеете!
– Все живут в суете и грехах, – промолвила она.
– Ты не смыслишь того, боярышня! Пришло время, выбрали тебе суженого, а твое дело в послушании оставаться у родителей. И Бог пошлет тебе за то счастье, – говорила Игнатьевна.
– Этого счастья я не просила у Бога! Ежели сестра Паша от такой доли не отвернется и суженый по ней придется, так я отдам ей свое счастье и все, чем меня дедушка милостиво наделить думает, – закончила Степанида.
– С нами крестная сила. Да оборони Бог, услышал бы тебя Никита Петрович! – воскликнула мамушка.
Паша смутилась вдруг; яркий румянец выступил у нее на всем лице, она смотрела испуганно.
– Лучше бы тебе выйти за боярина… – проговорила она.
– Никогда того не будет, – горячо ответила Степанида. – Пока не говорите про то никому; матушку не печальте и деда не гневите!
– Будь по-твоему, боярышня; но ты все обдумай, чтобы не жалеть тебе после. – Мамушка ушла с этими словами, и сестры остались вдвоем.
За последнее время узнали они много нового, испытали много неприятного и тяжелого. До этой поры они повиновались матери, и незаметно было вмешательство чужой руки. Теперь проявилась власть деда и начинала тяготеть над ними еще одна чужая воля. Степаниду сильно журили за опасные сношения с черницами, и запрещено было принимать их; служащим при доме запрещено было допускать черниц близко к усадьбе. Захар был заподозрен, и за ним присматривали. Внизу, на пороге лестницы, ведущей в терем, сидел старик, сказочник боярина Савелова; он же сторожил лестницу и ночью.
Читать дальше