Александра Щепкина - Бояре Стародубские. На заре (сборник)

Ссоры за межи и границы владений часто случались в то время, и везде чувствовался недостаток хорошо означенных межей и крепких актов владений.

Первое посещение Стародубского сошло благополучно; боярыня Талочанова приободрилась, уверясь, что гнев его не направляется на их семью. Но к концу лета у нее явилось другое горе. Случилось, что боярин Савелов простудился, выйдя из жаркой своей мыльни на свежий воздух. Болезнь эта была для Ирины Полуектовны первым поводом заглянуть в будущее.

– Не бойся, боярыня! – говорил ей, посещая больного соседа, боярин Стародубский. – В случае его кончины я после Лариона Сергеевича остаюсь вам старшим родственником. Если Господу угодно призвать его к себе, то я за себя возьму всю семью вашу и имуществом буду заведовать. Ирина Полуектовна благодарила старого боярина, в душе содрогаясь пред таким будущим.

– На все воля Божия! – с трудом выговорила она, осеняя себя крестным знамением.

По воле судьбы и многим накопившимся обстоятельствам ей готовилось много мрачных дней в будущем.

– И благо еще, – говорила она тогда, – если все это временное испытание и если пошлет еще Господь нам ясные дни!

Сыну боярина Савелова не суждено было вернуться, он был убит в первой стычке с полчищем крымских татар, пришедших на помощь запорожцам. Известия о битве были присланы в Москву главным воеводой, и между убитыми числилось имя Савелова. Больной Ларион Сергеевич, казалось, уже не в силах был оправиться после такой потери; болезненное состояние усилилось. Все это тяжело отозвалось на боярыне Талочановой; до этого времени на руках ее были, кроме дочерей ее, и дети убитого молодого боярина; теперь прибавилось все управление вотчиной, как было в ее собственной усадьбе, толки с приказчиком Василием и денежные расчеты. Снова, как при жизни в своей усадьбе, она вставала с зарей; еще ночной туман расстилался тонким облаком над Ветлугой, когда она, накинув телогрею и покрыв голову убрусом, садилась в небольшую повозку и объезжала поля или сенокос, раздавая распоряжения на весь день рабочим и приказчику. Солнце поднималось уже высоко в небе, когда она возвращалась домой. После целой недели труда она находила отдых, посещая церковь вместе с дочерьми; она выстаивала всю долгую службу всенощной, с незатейливым пением дьячков, при слабом мерцании тонких восковых свечей. Боярыня Талочанова молилась с упованием, что милосердие Божие придет ей на помощь, и любовно взглядывала на дочек, нарядно одетых и сиявших здоровьем и румянцем. Безропотно и бодро несла свой жизненный труд Ирина Полуектовна, как несли его многие женщины того времени, с терпением и верой, что так и быть должно.

Боярышни встречали судьбу свою не так спокойно. Еще недавно расстались они со свободой, выпавшей на долю их в детстве; тяжело казалось им стесненье их молодости теперь, и со страхом ожидали они возможности попасть под более тяжкий гнет чужой семьи, а это равно могло случиться и при замужестве, и при опеке, попавшей в руки старшего, но далекого родича. Паша ежедневно старалась о том, как бы обойти все обычаи и обряды и остаться при своих привычках, хотя втихомолку; Степанида все более склонялась к мысли искать мирной жизни в монастыре в случае притеснений со стороны.

Вернувшись с богомолья, она ждала посещения Нефиллы, как ждут теплых лучей солнца после долгих пасмурно-холодных дней, какими казались ей все дни, прожитые ею на Ветлуге, без встречи с любимыми черницами. Она давно не слышала бесед, так сладко волновавших ей сердце и голову, обещая ей райские сады взамен ее сурового окружения четырьмя стенами терема. Ей рисовалась отрадная жизнь монахини; все внушения Нефиллы она принимала за чистую действительность.

– Нефилла, – проговорил однажды Захар, завидя меньшую боярышню пред окном на вышке. Не спрашивая, где была Нефилла, Паша сбежала с отвесной лестницы вниз и в теремном покое прошептала имя Нефиллы над ухом сестры, опустившей очи в землю. Надумав что-то, Степанида сказала сидевшей подле детей Ирине Полуектовне:

– Пойти мне разве посмотреть, пироги бы не перегорели!..

– Пойди, если в охоту тебе, – ответила боярыня, взглянув на дочь вполглаза из-под опущенных век. Степанида ушла не мешкая; своей ровной тяжеловатой походкой, со скромно опущенными глазами, она поспевала всюду вовремя, когда ее осеняла благая мысль.

В сенях она повстречалась с мамушкой Игнатьевной.

– Спешишь, боярышня, к своей игуменье? Долго ли будешь с нею совещаться? В последний раз покрываю тебя, Степанида Кирилловна! Ведь грех мне скрывать-то от родительницы твоей. Вспомни, что и боярин Никита Петрович недалеко, побойся ты его!.. – говорила Игнатьевна Степаниде, которая шла вперед не останавливаясь.