Александра Щепкина - Бояре Стародубские. На заре (сборник)

– Может, и придется за правду гонение перенести, – проговорила Степанида спокойно и отворила дверь в кухню. Игнатьевна осталась на месте, пораженная ее твердым ответом.

– Вот оно куда пошло! – проговорила она наконец. – Нет, пора, видно, поведать обо всем боярину Савелову, чтобы не быть пред ним в ответе.

Степанида, не ожидая грозы на ясном небе, здоровалась с целованием с сестрой Нефиллой и наклонилась принять от нее благословение.

– Вижу, верно держишься ты нас! – проговорила Нефилла теми басовыми нотами, звуки которых считались в кружке раскольниц гораздо достойнее тонких, дискантовых голосов. – Ждала ли ты меня? – спросила Нефилла с ласковой, сладкой улыбкой.

– Каждый день молилась, чтобы нам пришлось встретиться! – говорила Степанида, стараясь усвоить голос и напев Нефиллы.

– Милость нужна нам, – внушительно проговорила Нефилла, – наша братия в нищете и в бедах! Собираем подаяния на случай переселения. Садись, сестра Степанида! – произнесла черница уже повелительно.

– Пройдем в комнату, что за кухней; не принести ли чего из съестного?

– Пятница ныне, опричь просфоры ничего не вкушала. Так все должны делать ради Царствия Божия.

– Не могу еще, повинюсь тебе, – с сожалением сказала Степанида. – И смотрят за мною, велят вкусить чего-нибудь.

– Придет время, что вольно будешь жить. Пока потерпи, а постарше будешь, в скит тебя примем.

– Где же скит задумала устроить? – спросила боярышня.

– На Дон идем, к казакам, а может, и до Тобольска странствовать придется. Ты еще жди, много лет готовься, а пока помогай нам, чем можешь.

– Вот припасла, что мне боярин, дед наш, дарил на гостинцы и на ожерелье меховое соболье, – сказала Степанида, вынимая из кармана небольшой кошель и показывая Нефилле золотые монеты.

– Спаси тебя Боже! – говорила Нефилла, принимая помощь и крестясь двуперстным знамением. – Надолго я уйду теперь из вашего края, но к тебе вести присылать буду через наших: придут к тебе от Нефиллы.

– Куда же уходишь? – с сожалением спрашивала Степанида.

– Вести пришли дурные. Отец Аввакум прощен был, возвращен в Москву и был в милости у самого царя; теперь, слышно, снова пострадал за правду. Не послушал он соборных увещаний, ни ласке царской не поддался: просил его царь покаяться, слезно просил признать новые книги; жалел его царь за все вынесенные им страдания. Но не поддался отец Аввакум. Сказали в Москве, что он юродив стал и народ ради его смущается. Иду я, не встречу ли его на пути его в дальний край, – может, придется ученья его послушать и поклониться ему.

– Пошла и я бы с тобой… – робко предложила боярышня.

– Погоня будет за тобой, – и вмиг остановка. Читай пока Святое Писание по старым книгам.

– Читаю, но не вразумил еще меня Господь, не вижу разницы между старыми книгами и новыми, все слово Божие…

– И я не разумею, только вера у меня есть в книги старые! И дщери духовные Аввакума, боярыня Морозова и сестра ее Евдокия Урусова, обречены на заточение, за то, что твердо держались нашего учения. И ты…

Но сладкие беседы были прерваны неожиданным появлением мамушки Игнатьевны.

– Что тебе, мамушка? – спросила Степанида удивленно.

– Я вот с этой святой душой потолковать пришла. Знаешь ли, мать-черница, что есть такой у нас боярин, что вас больно не любит!.. – спрашивала Игнатьевна.

– Пусть простит ему Бог, по неведению люди зло творят!

– Нет, он ведает, что вы зло разносите, отрываете народ от Церкви Православной… Вы-то все отступники…

– Брани, брани! За гонение возлюбит нас Господь! – говорила Нефилла кротким голосом; но сквозь далеко еще не усвоенную кротость в голосе ее слышны были звуки, напоминавшие о вражде и ненависти. Степанида растерянно смотрела на ссорившихся старух.

– Уйди! Уходи, Степанида Кирилловна, если нежелательно тебе, чтоб я выдала эту черную ворону боярыне и боярину! – говорила мамушка, силою стараясь вывести из кухни боярышню, взяв ее за руку.

Разъяренная черница опередила их на дороге к двери. Она стала на пороге и с сверкающими глазами из-под надвинутого на лоб платка подняла руку и послала Игнатьевне двумя перстами крестное знамение.

– Прочь, прочь! – кричала старая мамушка, открещиваясь по-своему, закрывая глаза, чтобы не видеть такого нечестия. Степанида освободилась из рук ее и, обняв черницу, быстро увела ее в сени. Она указала Нефилле небольшую лестницу, по которой можно было сойти на внутренний двор, где были конюшни и черница могла найти Захара. Нефилла быстро исчезла, а Степанида, заплаканная, бросилась в терем к родительнице и жаловалась ей на суровое обращение со странницей.