Владимир Бенедиктов - Стихотворения 1838–1850 гг.

Милое созданье! Мечтая,
Веруешь ты в счастье. Каждый шаг
Для тебя – надежда золотая.
Думаешь: вот это будет так,
Это – эдак; думаешь: природа
Заодно с твоим желаньем; ждёшь.
Что часы, где нужно, сбавят хода,
День помедлит, если он хорош;
Ну, куда ему спешить? Догонит
Срок свой после! А уж он и прочь,
И глухая сумрачная ночь,
Как могила, всё в себе хоронит,
И смотря, как набегает тень
На твои слезящиеся очи,
Становлюсь я сам темнее ночи,
И досадно мне, что я – не день:
Я бы медлил, как тебе угодно,
Или шёл скорей уж заодно,
Для меня же это всё равно:
И спешки и медлю я безплодно.
не свожу я глаз с очей твоих,
Слушая твои мечтанья сказки;
Кажется, с устами вместе, глазки
Мне твои рассказывают их;
Кажется, я слушаю глазами,
Понимая этот милый бред
Не умом, но сердцем прошлых лет,
И подчас расхлынулся б слезами.
Но – довольно! Их давно уж нет.
Понимаю этот лепет странный:
Он проникнут негой и огнём;
Понимаю – речь идёт о нём…
Имени не нужно… безымянный!
Он – да, он… кого твой ищет взор
Там и здесь. Все свойства неземные
Ты ему приписываешь… Вздор!
Всё пустое! – За мечты златые,
Может быть, заплатишь ты потом
Горько, существенностию… «Что же?
Не открыть ли истину ей?» – Боже!
Нет! Мне жаль. Пускай хоть райским сном
Насладится! – Нет! – И между прочим
Думаю: храни её, творец!
Что же я такое? – Не отец
Для неё, – однакож и не вотчим,
И не бич. – В развитии этих лет
Над кипучим жизненным истоком
Ощипать очарованья цвет
Ледяным, убийственным уроком!
И урок подействует ли? Нет!
Он её напрасно лишь помучит.
Осени поверит ли весна?
Мне ль учить? – Есть мачеха: она
Жизнию зовётся – та научит;
И кривая голова тогда,
Я рассказ мечтательницы милой
Слушаю, и шопотом: да, да —
Говорю, – а та с растущей силой
Продолжает – дальше, дальше все.
Слышится, как сердце у нее
Разбивает юных персей крепость,
И из уст рассказчицы блажной
Чудная, прекрасная нелепость
Неудержимой катится волной.

В краю, где природа свой лик величавый
Венчает суровым сосновым венцом
И, снегом напудрив столетние дубравы,
Льдом землю грунтует, а небо свинцом;
В краю, где, касаясь творений начала,
Рассевшийся камень, прохваченный мхом,
Торчит над разинутой пастью провала
Оскаленным зубом иль голым ребром,
Где в скучной оправе, во впадине темной,
Средь камней простых и нахмуренных гор,
Сверкает наш яхонт прозрачный, огромной —
Одно из великих, родимых озер;
Где лирой Державин бряцал златострунной,
Где воет Кивача «алмазаная гора»,
Где вызваны громы работы чугунной,
Как молотом божьим, десницей Петра,
Где след свой он врезал меж дубом и сосной,
Когда он Россию плотил и ковал —
Державный наш плотник, кузнец венценосный,
Что в деле творенья творцу помогал.
Там, други, помилости к нам провиденья,
Нам было блаженное детство дано,
И пало нам в душу зерно просвещенья
И правды сердечной живое зерно.
С тех пор не однажды весна распахнулась,
И снова зима полегла по Руси;
Не раз вокруг солнца земля повернулась, —
И сколько вращалась кругом на оси!
И много мы с ней и на ней перемчались
В сугубом движеньи – по жизни – вперед:
Иные уж с пылкими днями расстались,
И к осени дело, и жатва идет.
Представим же колос от нивы янтарной,
Который дороже весенних цветов!
Признательность, други, души благодарной —
Один из прекрасных, чистейших плодов:
Пред нами единый из сеявших семя;
На миг пред своими питомцами он:
Созрелые дети! Захватим же время
Воздать ему вкупе усердный поклон,
И вместе с глубоким приветом рассудка
Ему наш сердечный привет принести
В златую минуту сего промежутка
Меж радостным «здравствуй» и тихим «прости»!

И родине нашей поклон и почтенье,
Где ныне, по стройному ходу годов,
За ними другое встает поколенье
И свежая спеет семья земляков
Да здравствует севера угол суровый,
Пока в нем онежские волны шумят,
Потомкам вторится имя Петрово,
И дивно воспетый ревет водопад.

Давно сроднив с судьбой моей печальной
Поэзии заносчивую блажь,
Всегда был рад свой стих многострадальной
Вам посвящать усердный чтитель ваш.
И признаюсь: я был не бескорыстен; —
Тут был расчет: я этим украшал
Непышный склад мной выраженных истин,
И, славя вас, себя я возвышал.
Что та, кого я славил, не уронит
Моей мечты, – я в том был убежден,
И как поэт всегда был вами понят
И тем всегда с избытком награждён.