Александр Дюма - Сальватор

– Мы очень поздно пообедали, – возразил Камил. – Но, если хочешь, любовь моя, давай поужинаем вместе. Пусть ужин накроют в твоей спальне, – добавил он влюбленным голосом. – Это напомнит нам наши прекрасные ночи в Луизиане.

– Ладно, Камил, ужинать будем вместе! – сказала креолка глухим голосом.

– Тогда до вечера, любовь моя! – сказал креол, целуя ее чуть более горячо и долго, чем делал это на протяжении нескольких последних недель. От этого поцелуя креолка невольно вздрогнула.

Женщины редко ошибаются в истинном значении поцелуя. Госпожа де Розан подумала в этот момент, что она еще была любима, и испытала при этом какую-то дикую радость: он умрет, сожалея о ней!

Пройдя в свою комнату, она бросила в дорожную сумку кое-что из своих вещей и достала из ящичка стола пистолеты и кинжал.

– О Камил! Камил! – прошептала она глухо, глядя на кинжал глазами, которые метали молнии. – О Камил! В сердце моем поселился дух мщения, и уже поздно подрезать ему крылья! Я хотела спасти тебя, пока еще не было слишком поздно! Тот же голос, который говорит мне: «Бей», через несколько часов скажет тебе: «Искупи!» О Камил, я так тебя любила и до сих пор люблю! Но, увы! Воля более сильная, чем моя собственная, заставляет меня отомстить за себя! Ты ведь знаешь, что, предупреждая тебя, я хотела спасти тебя от моего праведного гнева! Я же тебе говорила: «Давай уедем! Вернемся на родину! И под первым придорожным деревом вновь зацветет наша любовь!» Но ты ничего не желал слышать и решил обмануть меня и покинуть. О Камил! Камил! Это я должна носить твое имя. Потому что чувствую, как в сердце моем клокочет жажда мщения. И, подобно Катуллу, я проклинаю тебя, любя!

Тут в комнату вошла горничная и объявила, что к отъезду все приготовлено.

– Хорошо! – лаконично ответила на это креолка, складывая кинжал в ножны и пряча его в карман.

Затем, сложив ладони, она воскликнула, словно охваченная религиозным экстазом:

– Господи, дай мне силы для того, чтобы я смогла отомстить за себя!

Затем, обращаясь к горничной и надевая большое манто, сказала только одно слово:

– Едем!

Она быстро прошла через огромные апартаменты, окинув грустным прощальным взглядом мебель, картины и разные предметы, бывшие свидетелями первых и последних часов ее любви.

Стремительно спустившись по лестнице, она оказалась во дворе, где нетерпеливо пофыркивали запряженные в карету почтовые лошади.

– Тройная плата за езду со скоростью в три раза большей, чем обычно! – сказала она ямщику, усевшись в коляску.

Ямщик пустил лошадей с места в карьер. Коляска вылетела из ворот особняка со скоростью, говорившей о том, что человек хочет честно заработать свои деньги.

Мы не станем рассказывать о впечатлениях креолки от этого путешествия. Погруженная в глубокое горе, она не видела ни крыш домов, ни колоколен церквей, ни придорожных деревьев. Уйдя в себя, она видела только капли крови, сочившиеся из ее раненого сердца, и из глаз ее текли слезы.

В шесть часов она догнала карету беглецов. Темной ночью она приехала в Гавр почти одновременно с ними и узнала от привезшего их ямщика, что они остановились в гостинице «Руаяль», что на набережной.

– В гостиницу «Руаяль»! – сказала она своему ямщику.

Спустя десять минут она уже находилась в одном из номеров гостиницы. В следующей главе мы расскажем вам, что она там увидела и что услышала.

– Проводите мадам в номер десятый, – сказала хозяйка гостиницы своей горничной.

Номер десять находился в центре второго этажа.

Гостиничная горничная проводила госпожу де Розан в ее комнату и уже собралась уйти, но тут креолка жестом попросила ее задержаться.

– Закройте дверь и послушайте, что я вам скажу, – произнесла она.

Горничная исполнила приказание и вернулась к креолке.

– Сколько вы зарабатываете за год в этой гостинице? – спросила у нее креолка.

Горничная никак не ждала такого вопроса и поэтому ответила не сразу. Она, несомненно, решила, что эта молодая и богатая иностранка намеревалась взять ее в услужение. И, как каретник, приготовилась назвать двойной размер своего жалованья.

Итак, она несколько секунд молчала.

– Вы меня понимаете? – нетерпеливо спросила госпожа де Розан. – Я спрашиваю вас, сколько вы здесь зарабатываете.

– Пятьсот франков, – ответила горничная, – не считая чаевых, которые дают постояльцы. Кроме того, я здесь питаюсь, живу и обстирываюсь.