Александр Дюма - Ущелье дьявола

«Нет, ни за что, – говорил он себе, откинув голову, сжав кулаки и сверкая глазами, – нет, лучше неудача, чем лицемерие! В сущности, дерзость имеет большие преимущества перед низостью. Все-таки я подожду еще несколько лет. Останусь Титаном и попробую взять небо приступом, прежде чем попасть на него мошенническим путем».

Он остановился перед Юлиусом, который закрыл лицо руками и, казалось, погрузился в глубокую думу.

– Что же ты не спишь? – спросил Самуил, положив руку ему на плечо.

Юлиус вздрогнул.

– Нет-нет, – заговорил он, – мне надо сначала написать письмо.

– Кому же? Христине, что ли?

– О, это невозможно. Под каким предлогом и по какому праву я стал бы ей писать? Нет, я собираюсь написать отцу.

– Но ведь ты страшно устал. Напишешь ему завтра.

– Нет, Самуил, мне нельзя это откладывать, я сейчас же сяду писать.

«Хорошо, – подумал Самуил. – В таком случае и я тоже напишу письмо этому великому человеку, и по тому же поводу».

– И напишу свое письмо, – прошипел он сквозь зубы, – теми чернилами, которые употреблял Хам, когда писал Ною. Для начала сожжем эти корабли.

И он продолжал уже громко:

– Но сперва, Юлиус, мы должны с тобой кое о чем договориться.

– О чем?

– Завтра мы деремся с Францем и Отто. Хотя и решено, что они должны нас вызвать, но мы можем заранее избрать себе противников. Самый сильный из них – безусловно, Отто Дормаген. А из нас двоих если кто и увереннее владеет своей шпагой, так это я.

– Возможно. И что?

– А то, мой дорогой, что будет справедливо, если я займусь Отто Дормагеном. Итак, я забираю его себе. Следовательно, твоим противником будет Риттер.

– Иными словами, ты не вполне уверен во мне? Спасибо!

– Пожалуйста, не дурачься! Хотя бы в интересах Тугендбунда! Я желаю, чтобы все преимущества были на нашей стороне, вот и все. Тебе даже не за что быть мне обязанным. Помни, что Дормаген владеет одним очень опасным приемом борьбы.

– Тем более! Мы должны разделить опасность поровну!

– Ах, ты еще капризничаешь? На здоровье! – воскликнул Самуил. – Но, разумеется, и я завтра тоже покажу свой гонор, выйдет, что мы оба будем стремиться столкнуться с более опасным противником, каждый из нас будет стараться опередить другого, и окажется, что зачинщиками-то станем мы, роли переменятся, и мы нарушим приказ Союза…

– В таком случае бери Франца и оставь мне Отто.

– Право, ты точно ребенок, – сказал Самуил. – Слушай, давай лучше кинем жребий.

– На это я согласен.

– Слава богу!

Самуил написал имена Франца и Отто на двух клочках бумаги.

– Честное слово, это просто дико, – проговорил он, скатав бумажки в трубочки и кинув их в шапку. – Я все-таки не могу понять, как человек может ставить свою свободную волю в зависимость от слепого случая. Тащи! Только если ты вытянешь Дормагена, это станет твоим смертным приговором, ты сам, что называется, лезешь на рожон, как баран под нож мясника. Нечего сказать, славный первый шаг!

Юлиус начал было разворачивать взятый им билетик, как вдруг остановился.

– Нет, – сказал он, – лучше прочту это после того, как напишу отцу.

И он вложил бумажку в Библию.

– И я, пожалуй, сделаю то же, но из безразличия.

И Самуил опустил свою бумажку в карман. Потом оба сели друг напротив друга за стол и при свете лампы стали писать.

Письмо – зачастую лучшая характеристика его автора. Прочтем же оба. Вот письмо Юлиуса:

«Бесконечно дорогой и глубокоуважаемый отец! Я прекрасно сознаю и искренно чувствую все, чем Вам обязан. Не только знаменитым именем величайшего химика современности, не только значительным состоянием, приобретенным благодаря Вашим работам, известным по всей Европе, но еще – и это главное – той безграничной и неисчерпаемой нежностью, которой Вы скрасили мое печальное существование, никогда не озарявшееся материнской лаской. Верьте, что сердце мое преисполнено к Вам чувством признательности за Ваше попечение и за Вашу снисходительность. Благодаря им я всегда сознавал себя вдвойне Вашим сыном и люблю Вас вдвойне.

Мне необходимо высказать Вам все это потому, что, покинув Франкфурт, несмотря на Ваши распоряжения, я чувствую свою вину перед Вами. Уезжая в Кассель, Вы запретили мне возвращаться в Гейдельберг. Вы желали послать меня в Йенский университет, где бы около меня не было Самуила, так как Вы боитесь его влияния на меня. Когда Вы вернетесь во Франкфурт, то станете сердиться на меня за то, что я воспользовался Вашим отсутствием и уехал в Гейдельберг. Но сначала выслушайте меня, мой добрый отец, и тогда Вы меня, быть может, простите.