Альбер Бланкэ - Война амазонок

Через час горничные помогли ей раздеться, и она легла в постель.

От невыносимой бессонницы глаза ее не смыкались целую ночь. Одна мысль, ужасная, ослепительная, возбуждая, неотступно преследовала ее.

– Я могла бы стать королевой! – твердила она себе в эту долгую бессонную ночь.

Удивлением и гневом преисполнилась королева от упорства, выказанного принцессой. Кардинал решил вырвать зло с корнем, он видел повсеместную ненависть к себе и грозную опасность лишиться не только власти, но и жизни. По его совету королева призвала на помощь свою старинную приятельницу, герцогиню Шеврез, которая тайно была впущена в ее спальную. Долго продолжались их совещания.

На другой день герцогиня приехала к коадъютору со своей дочерью Шарлоттой, очаровательной девой-гренадером, прелести которой покорили даже довольно закаленное сердце честолюбивого коадъютора.

– Какой счастливый случай доставляет мне удовольствие видеть вас? – воскликнул Гонди, принимая их в своей часовне.

– Я приехала к вам по делам, – сказала герцогиня, – потому что нельзя терять времени.

– Ах, герцогиня, времена очень изменились, и обещания не были сдержаны даже на первых порах.

– Значит, вы все еще желаете получить кардинальскую шапку?

– Принцы де Кондэ, де Конти и принцесса де Лонгвилль противились этому. Потом они были арестованы, заключены в Гавр, где оплакивают свою неволю в узах…

– Заключение, сопровождающееся всем великолепием их дворцов, как в Париже! Это значит, что они не очень достойны жалости.

– Я их не жалею, но обещания не сдержаны – и опять все за то же, двор с некоторого времени делает только глупости. Кардинала Мазарини чуть было не зарезали нынешней ночью.

– А герцога Бофора прошлой ночью. Мне это уже известно.

– И по этой причине вас подсылают ко мне. Ну, говорите прямо.

– Неужели же, монсеньор, вы не на шутку чувствуете теперь такое глубокое презрение к кардинальской шапочке?

– Нельзя сказать, но есть важные препятствия тому, чтобы эта шапочка досталась мне.

– Что за препятствия? – спросила герцогиня.

– А те, что принцы де Кондэ, де Конти и де Лонгвилль поклялись, что восстанут всеми силами даже против намека предложить мне ее когда-нибудь.

– Но они в заключении?

– Ну, так что же?

– А то, что вы не должны больше чувствовать отвращение к возможности примириться с…

– С кем бы это? – спросил Гонди, улыбаясь.

В эту минуту девица де Шеврез уронила платок, и коадъютор, как следовало вежливому кавалеру, поспешил поднять его. Подавая платок девице, прославившейся тем, что тронула его сердце, он почувствовал легкое пожатие руки – как бы в знак предупреждения. Хорошо, что он сумел понять и правильно растолковать простое движение – по близорукости он не заметил таинственных знаков, которые ему делала прекрасная Шарлотта при первом вступлении в его комнату.

– Ну, с кем же иначе? Разумеется, с кардиналом Мазарини, – закончила герцогиня Шеврез.

– Герцогиня, – отвечал коадъютор, – очень вероятно, что шапочка будет вознаграждением за это прекрасное примирение. Но согласитесь, хотя я очень спокойно живу в стенах этого замка, кто знает, нет ли в них какой-нибудь слабой стены, куда приложилось теперь чуткое ухо с намерением доложить принцу Кондэ, что предводители Фронды выказывают пренебрежение к милостям двора лишь потому, что в действительности они для них недосягаемы.

– Полноте. Как можно думать, что принцы под замком могущественны, как на свободе.

– Я хорошо знаю свое время, свой двор, парижан и…

– Монсеньор, мне удивительно, что вы сомневаетесь в искренности моих слов, – сказала герцогиня, посмотрев на дочь.

– Знаю и понимаю, что не могли направить ко мне посланниц, более заслуживающих мое доверие, – отвечал Гонди, почтительно целуя руку герцогини. Потом он поцеловал руку ее дочери, задержав в своей руке.

– Следовательно?…

– Ах, герцогиня, спасение государств всегда зависело от ничтожных причин! Маленькие причины производят великие дела. Елена погубила Трою.

– Что вы этим хотите сказать?

– Verba volant! – сказал он на латыни. – Думаю, вы плохо понимаете язык Виргилия, я переведу это восклицание, но прошу вас обратить внимание на то, что я всегда с благоговением выполнял приказания ее величества; особенно когда эти приказания, хотя бы как самые простые желания, были выражены на бумаге.

– Так вам надо слово, написанное рукой королевы?