Жорж Онэ - Парижанка

– Что это значит? Гвардия схватилась с армией! Прошу вас покорнейше оставить в покое моего мужа, слышите, полковник? У него свои взгляды, у вас свои. Они не одинаковы, и тем лучше! Иначе не знал бы, как вам угодить.

Молодая женщина бухнула эту глупость с видом такой сияющей спокойной веселости, что заспорившие мужчины как будто устыдились смущать эту восхитительную безмятежность. Они замолчали, и тогда она скомандовала:

– Ну, подайте друг другу руки и помиритесь.

Кавалеры беспрекословно повиновались, хотя продолжая еще ворчать сквозь зубы, но уже успокоившись.

– В добрый час! – подхватила барынька. – Вот что значит укрощать диких зверей! – Она перевернулась с веселым хохотом на одной ножке и воскликнула: – Ай, умираю с голоду! Не пора ли чего-нибудь поклевать?

Все трое мужчин пошли с ней завтракать в палатку. Роза с Превенкьером уезжали. Томье провожал их до экипажа. Озабоченный вид молодой девушки поразил его. Он сделал попытку узнать, что ее опечалило.

– Эта напряженная жизнь окружающих нас людей ошеломляет меня, и я чувствую себя разбитой, – уклончиво отвечала она.

– Не думайте, чтобы они также не утомлялись, – сказал Томье. – Только они не могут остановиться из боязни, что у них тогда не хватит необходимого подъема сил, чтобы продолжать. Эти люди бегут вперед по инерции.

– Ну, а вы-то как же сами подражаете им при таком здравом взгляде на вещи?

– Я ищу только случая остановиться, – отвечал со смехом Жан. – Летя на одном с ними поезде, я лишь выжидаю станции, и тогда, вот увидите, как ловко спрыгну на платформу!

Он пожал руку Превенкьеру, поклонился Розе и вернулся за ограду тенниса, не дожидаясь, когда отъедет коляска. Томье высказал то, что желал, и очень кстати удалился, не наблюдая действия своих слов. Отец и дочь, поднимаясь к лесной аллее, задумчиво молчали, Они вышли из экипажа во дворе своего отеля, в который Превенкьер всегда вступал не иначе как с чувством затаенного восхищения. Миновав великолепные сени, куда выходила громадная зал-галерея, он остановился и сказал Розе:

– Ты поднимешься к себе?

Этот вопрос, по-видимому, подал Розе новую мысль. Она посмотрела на отца и отвечала:

– Если ты позволишь, я пройду с тобою в твой кабинет. Мне нужно кое-что сказать тебе, а в экипаже это было неудобно из-за лакея и кучера…

– Значит, что-нибудь важное?

Превенкьер вошел в библиотеку, служившую ему кабинетом и курительной комнатой. Он был озабочен, предчувствуя, что дочь заговорит с ним о госпоже де Ретиф. Опустившись в большое кресло у письменного стола, отец ждал, что скажет Роза. Молодая девушка также, по-видимому, искала этого разговора, как и Превенкьер. Она рассеянно подошла к окну, вернулась к камину, потом взяла легкий стул и поставила его возле отцовского кресла. Наконец мадемуазель Превенкьер села и начала дрожащим голосом:

– Я желаю потолковать с тобой о де Томье…

При этих словах всякое замешательство оставило банкира. Он выпрямился, улыбнулся, взял руку дочери в свои и спросил с глубокой нежностью:

– Почему ты приступаешь к такому простому предмету разговора со всевозможными предосторожностями? Ты взволнована. Что это значит? Разве ты потеряла ко мне доверие? Взрослая девушка! Да разве мы не можем говорить с тобою вполне откровенно? Успокойся, я тебя слушаю. А главное, говори прямо.

Ободряющая речь отца успокоила Розу. Ее бледность прошла, к ней вернулось обычное хладнокровие, и она заговорила без обиняков:

– Я заметила, что де Томье интересуется мною с некоторых пор. Надо думать, что и ты это заметил. Такое внимание могло быть только лестным, если бы де Томье не находился в особенных условиях, которые я прошу тебя мне разъяснить. Как ты сейчас сказал, я взрослая девушка и знаю жизнь; значит, от меня не следует скрывать обстоятельств мужчины, который, по-видимому, думает на мне жениться.

– А-а, вон ты куда клонишь речь, – сказал Превенкьер, – Да, я тебя понимаю, но выскажись определеннее.

– Хорошо! Какого рода отношения существуют между Томье и госпожой Леглиз?

– Боже мой, милая Роза, если ты спрашиваешь, то, следовательно, знаешь, в чем дело! Поставить вопрос значит его разрешить.

– В таком случае, де Томье любовник госпожи Леглиз?

– Уже давно.

– Но что же говорит на это Леглиз?

– Ровно ничего, как видишь.

– Он, вероятно, делает то же самое со своей стороны?

При этих словах Превенкьер пошевелился в своем кресле, точно сидел на горячих угольях. Разговор в одну минуту принял для него угрожающий оборот. Он видел, что сейчас зайдет вопрос о госпоже де Ретиф, и сердце у него упало. Банкир поспешил удалиться от этого щекотливого предмета.